Уэксфорд промолчал, задумавшись, какой эпизод из прошлого девушки мог вызвать эту дикую вспышку?
— Ведь он же не собирается за ней ухаживать? Скажем, пригласить в ресторан или подарить обручальное кольцо? Какие люди дураки! — Отвернувшись от бассейна и слегка вскинув голову, Дэйзи попыталась сменить щекотливую тему. — Когда я была маленькой, я нередко спрашивала маму об отце. Ну, знаете, как бывает с детьми, которые все хотят знать. Она же обычно норовила… Ну, мама, когда ей не хотелось о чем-то говорить, старалась отослать меня к Дэвине. Я только и слышала: «Спроси у бабушки, она объяснит». Ну, я спросила у бабушки, и она объяснила… Вы не поверите! Она сказала следующее: «Твоя мать была футбольной фанаткой, дорогая; обычно она бегала посмотреть, как он гоняет в футбол. Вот там они и познакомились». А потом добавила: «Сказать по правде, он принадлежал к низам». Ей нравились подобные выражения, что-то вроде модных фразочек, как ей казалось. «Футбольная фанатка», «низы». «Забудь о нем, малышка, — сказала она. — Представь, что ты появилась на свет посредством партеногенеза, как водоросль». А потом объяснила, что такое партеногенез. У нее так всегда — по любому поводу лекция. Признаюсь, подобное объяснение особой любви или уважения к отцу мне не добавило.
— Вы знаете, где он живет?
— Где-то в северной части Лондона. Женат. Пойдемте в дом, если хотите, попробуем отыскать его адрес.
Ни парадная, ни внутренняя двери оказались не заперты. Уэксфорд вошел следом за Дэйзи. Когда он прикрывал за собой дверь, подвески на люстре вздрогнули и зазвенели. Лилии наполнили оранжерею удушающим искусственным ароматом, словно в парфюмерном магазине. Здесь, в этом холле, она пыталась доползти до телефона, оставляя на сверкающем полу кровавый след, ползла мимо тела Харви Копленда, раскинувшегося у подножия лестницы. Он поймал ее взгляд, брошенный в ту сторону: по большей части со ступеней уже убрали ковры, скрывавшие под собой простое дерево. Дэйзи прошла к дальней двери, которая вела в кабинет Дэвины Флори.
Раньше Уэксфорд в кабинете не был. Вдоль стен тянулись уставленные книгами полки. Единственное окно выходило на террасу, к которой примыкала serre. Обстановка его не удивила: он ожидал увидеть нечто подобное, за исключением, правда, прекрасного темно-зеленого стекла глобуса, стоявшего на столе, да японского сада-бонзай в терракотовой подставке под окном. Немного странным казалось отсутствие в кабинете процессора, пишущей машинки и прочего электронного оборудования. На столе, рядом с кожаным письменным прибором, лежала авторучка «Монблан» с золотым пером. Из специальной чаши, похожей на малахитовую, торчали шариковые ручки, карандаши и нож для бумаг с костяной рукояткой.
— Она всегда писала ручкой, — сказала Дэйзи. — Не умела печатать и не хотела учиться. — Девушка перебирала что-то в верхнем ящике стола. — Вот. Нашла. Она называла ее телефонной книжкой «недругов». Специально завела для людей, которых не любила, или для тех, в ком э…э… не видела пользы.
Список имен в книжке оказался неожиданно длинным. Уэксфорд нашел букву «Д». Единственный Джонс носил инициалы Дж. Г. и значился по адресу: Лондон, 5. Никакого номера телефона.
— Не совсем понимаю, Дэйзи. Почему адрес вашего отца хранился у бабушки, а не у матери? Или у нее он тоже был? И почему Дж. Г.? Почему не просто имя? В конце концов, он ее зять.
— Вы и вправду не понимаете. — Девушка грустно улыбнулась. — Дэвине нравилось вести учет. Ей нужно было знать о человеке все: где он и что делает, даже если при жизни им больше не суждено встретиться. — Дэйзи слегка прикусила губку, но тут же продолжила: — Знаете, она была очень властной. И очень организованной. Она знала абсолютно точно, где сейчас этот человек, даже если он сто раз переезжал с места на место. Можете не сомневаться, адрес всегда совершенно точен. Думаю, она боялась, что он рано или поздно объявится и… попросит денег. Она любила повторять, что люди из ее прошлого рано или поздно возвращаются, и даже придумала для этого слово: «нарисоваться». А мама… Не уверена, что у нее вообще была телефонная книжка.
— Дэйзи, я все время пытаюсь спросить об этом потактичнее и не могу подобрать слов. Это касается вашей матери. — Он помолчал. — Друзей вашей матери…
— Вы хотите сказать, ее возлюбленных? Любовников?
Очередной раз ее чутье изумило его. Уэксфорд кивнул.
— Вам она кажется немолодой, но ей было всего сорок пять. К тому же возраст не так уж и важен, что бы там люди ни говорили. Человек может иметь друзей противоположного пола, в романтическом смысле, в любом возрасте.
— Как Дэвина. — Дэйзи вдруг широко улыбнулась. — Если бы Харви слетел с насиженного шеста. — Внезапно до нее дошел смысл сказанного, весь ужас прозвучавших слов. Рука метнулась к губам, девушка судорожно глотнула воздуху. — О Господи! Забудьте, прошу вас! Это не я сказала. Откуда только в голову приходит подобное?..
Вместо ответа он лишь мягко напомнил ей, что они говорили о ее матери. Да и что другое он мог ей сказать? «Слову не место»?..
Дэйзи вздохнула.
— Не помню, чтобы она с кем-то встречалась. Ни разу не слышала от нее мужского имени. По-моему, ей это было неинтересно. Дэвина время от времени роняла фразу: пора бы завести кого-нибудь, это поможет «отвлечься от самой себя», и даже Харви однажды попытал счастья. Помню, он привел домой какого-то типа, из политиков, и Дэвина спросила, не подойдет ли он маме. Похоже, они и не подозревали, что я понимаю, о чем речь.
В прошлом году, когда мы ездили на Эдинбургский фестиваль — вы ведь знаете, мы были там все вместе, у Дэвины были дела на книжной ярмарке, — так вот, мама подхватила грипп и все две недели провалялась в постели. Дэвина еще ворчала, какой это стыд, поскольку она как раз встретила сына кого-то из своих друзей, который ну просто создан для мамы. Она так и сказала Харви — «просто создан» для мамы.
Ну, а мама есть мама. Ее вполне устраивала ее жизнь, нравилось крутиться в своем салоне, смотреть телевизор и держаться в стороне от забот. Немножко рисовать, немножко моделировать и все такое прочее. Мужчины ее совершенно не волновали. — Внезапно лицо девушки омрачилось, казалось, ее охватило невыносимое отчаяние. Постепенно отчаяние сменила безутешная, почти детская скорбь. Дэйзи склонилась над столом, где красовался стеклянный глобус, и прижала ко лбу сжатую в кулак руку, затем запустила пальцы в волосы. Уэксфорд ожидал, что за этим последует внезапная вспышка гнева, ярости против жизни, против поворотов судьбы, отчаянный протест против того, что случилось с ее простодушной, невинной, довольной жизнью мамочкой, но вместо этого девушка вдруг подняла голову и совершенно холодно проговорила: — Джоан совершенно такая же, насколько я понимаю. Тратит тысячи фунтов на одежду, косметику, прически, массаж и все прочее, но вовсе не ради мужчин. Непонятно только ради чего. Просто для самой себя? Дэвина вся загоралась, стоило повести речь о любви и мужчинах, считала, что именно в этом заключается полноценная жизнь, называла себя современной — да-да, это ее выражение, но на самом деле современных женщин это не волнует, правда? Им ничуть не меньше нравится проводить время с подружками. Чтобы быть настоящей женщиной, мужчина вовсе не нужен. По крайней мере, сегодня.
Слова звучали так, словно Дэйзи пыталась оправдать что-то в собственной жизни, старалась уговорить себя, что все правильно.
— Миссис Вирсон считает, что ваша бабушка хотела вылепить из вас свое подобие, заставить заниматься тем же, — сказал Уэксфорд.
— За исключением ее ошибок — да. Я говорила вам о ее властности. Меня никто не спрашивал, хочу ли я поступать в университет, путешествовать или писать книги — а также заниматься любовью с самыми разными людьми. — Теперь Дэйзи смотрела в сторону. —