— Что именно вы увидели, Дэйзи?
— У него что-то было на голове, похоже на шерстяной шлем с прорезями для глаз. Точь-в-точь террорист, как их изображают. Не помню, во что он был одет, — может, в спортивный костюм, темный, то ли черного, то ли темно-синего цвета.
— Это был тот человек, который одиннадцатого марта убил вашу семью и пытался убить вас?
Едва он выдавил из себя этот вопрос, как тут же поймал себя на мысли, сколько ужаса должен таить он для восемнадцатилетней девочки — не знавшей забот, нежной, перепуганной девочки. Понятно, она не сможет ответить. Тот человек был в маске. В ответном взгляде, брошенном на него Дэйзи, читались отчаяние и безысходность.
— Я не знаю, не знаю… Что я могу сказать? Возможно, и так. Я ничего о нем не знаю, он может быть молод, а может не очень, но он не старый. На взгляд высокий и сильный. Похоже… похоже, он знает это место, но я не смогу объяснить вам, почему я так думаю, просто мне показалось, будто он знает, где он и что делает. Ох, что со мной будет, чего еще можно ждать?!
От необходимости отвечать на этот вопрос Уэксфорда спасло появление Гаррисонов. Кен Гаррисон был при полном параде, чего о его жене не сказать. Когда-нибудь в старину, как слышал Уэксфорд, ее туалет назвали бы «пеньюаром»: красного бархата с белесым лебяжьим пухом вокруг шеи, полы расходятся в стороны, выставляя на обозрение пижамные брюки в голубой горошек. По освященной веками традиции в руках у миссис Гаррисон была кочерга.
— Что тут такое? — встревоженно вопросил Гаррисон. — В глазах рябит от каких-то людей. Усадьба так и кишит полицейскими. Я и говорю Бренде: «Как, по-твоему, что это может быть? Уж не те ли разбойники вернулись, чтобы прикончить Дэйзи?»
— Ну, мы быстро натянули на себя что попало и прямиком сюда. Так не пешком же идти, я и сказала Кену, пусть заведет машину. Тут нынче так опасно, пусть и в машине.
— Я говорю, нам надо быть тут. Сразу так и сказал, только мы услыхали, что в доме будут женщины-полицейские. Почему нас-то не кликнули? Какой толк-то от женщины, полицейские они, не полицейские. Джонни и мы, нас бы и позвать. Видит Бог, спать тут всем места хватит, но нет же, никому и в голову не взбрело, чего ж мне-то с советами лезть? Будь тут мы с Джонни, и все бы знали, что мы тут, так неужто ж такое бы случилось? Неужто, вы думаете, тому разбойнику достало бы духу сунуться сюда, чтоб ее доприкончить? Да ни в жизнь…
Его поток прервала Дэйзи, в какой уже раз поразив Уэксфорда своей решимостью. Вскочив с кресла, она с ледяной твердостью отчеканила:
— Я увольняю вас. Считайте, вы получили уведомление, надеюсь, месяца вам достаточно. Я хочу, чтобы вы убирались отсюда, и чем скорее, тем лучше. Будь на то моя воля, вас не было бы здесь уже завтра!
Достойная ученица своей бабушки, Дэйзи застыла, гордо вскинув голову и высокомерно глядя им в лицо. Затем неожиданно голос ее надломился, слова начали слегка путаться. Бренди сделал нужное дело, и теперь наступил следующий этап.
— Неужели у вас нет никаких чувств? Неужели вам нет до меня дела? Осмелиться произнести такие слова — «доприкончить ее»! Я вас ненавижу! Вас обоих! Убирайтесь из моего дома, с моих земель! Я отбираю у вас ваш коттедж!
Ее голос набирал силу, перерастая в крик, наконец в истерические рыдания. Гаррисон застыл, ошеломленный, у Бренды от неожиданности готова была отвалиться челюсть. Карен шагнула к Дэйзи, и Уэксфорд подумал было, что сейчас последует одна из тех спасительных пощечин, которые принято считать наилучшим средством от истерик. Вместо этого Карен обняла девушку, прижала к себе и, положив руку на темноволосую головку, приклонила ее к своему плечу.
— Не нужно, Дэйзи. Давайте-ка лучше я отведу вас в постель. Там вы будете в полной безопасности.
Так ли? Уэксфорд многое бы отдал, чтобы подписаться под этим заверением. Он встретился глазами с Вайном, и невозмутимый сержант попытался наиболее доступным ему способом изобразить смирение, возведя глаза к небу. Ему удалось лишь на несколько миллиметров сдвинуть глазные яблоки к северу.
Кен Гаррисон взволнованно вступил в разговор:
— Она так растревожилась, не в себе, да и только, и не это вовсе хотела сказать. Ведь не это же, да?
— Ну точно же, Кен. Мы давно тут одна семья, и мы часть семьи, точно. Право же, вовсе она не то хотела сказать.
— Думаю, вам лучше вернуться домой, миссис Гаррисон, — заметил Уэксфорд. — Вам обоим. — Он не стал повторять избитую истину, что утро вечера мудренее, хотя кто бы решился сейчас ее оспаривать. — Отправляйтесь домой и попытайтесь немного поспать.
— А где Джонни? — спросила Бренда. — Хотела бы я знать. Уж коли мы услыхали эту команду, а шуму от них, что и мертвых разбудят, так как же Джонни не услыхал? С чего бы его вдруг так сморило? Хотела б я знать. — И ядовито добавила: — Даже носу не кажет, чтоб узнать, что случилось. Я вам так скажу: если кого и гнать отсюда, так этого черта ленивого! Нет, только подумать, с чего 6 его так?..
— Он все проспал, — не удержался Уэксфорд. — Слишком молод.
Карен Мэлахайд, двадцати трех лет, чем-то не оправдавшая представлений Кена Гаррисона о «женщинах-полицейских» — хорошо хоть сегодня подобное унижающее определение не в ходу, — была обладательницей черного пояса и вела занятия по классу дзюдо. Уэксфорд голову клал: встреть она тэнкредского незнакомца предыдущей ночью и окажись тот невооружен или просто промедли с оружием, она бы разделалась с ним в считанные минуты. Помнится, Карен рассказывала, как бродила одна по ночному городу, раскидывая на своем пути дебоширов и пьяниц, чтобы просто себя испытать.
Но годится ли она в телохранители Дэйзи? А Энн с Розмари? Все-таки надо бы убедить девушку уехать отсюда. Не обязательно прятаться, просто забраться подальше, переждать у друзей. Как ни крути, признался Уэксфорд себе самому, а чуть позже и Бердену, такого развития событий он не ожидал. Он окружил Дэйзи «сиделками», но это для успокоения души. Лишь разыгравшимся воображением можно было объяснить их страхи, будто один из тех двоих — убийца, если считать «невидимкой» Энди Гриффина, — обязательно вернется, чтобы «прикончить ее». Выдумка все это, дикость. Такого просто не бывает.
— Бывает, — возразил Берден. — Здесь она в опасности, поэтому ей лучше уехать. Не вижу большой разницы, если мы поселим в доме Гаррисонов и Гэббитаса. В тот вечер их было четверо, помните? Но это его не остановило.
Белоснежная скатерть, уставленная хрусталем и серебром. Блюда на столике с подогревом. Уютно приспущенные мартовским вечером шторы. Они только что покончили с супом, Наоми Джонс начала раздавать рыбу, филе палтуса, и едва поменяли приборы и они приступили к еде, услышали какие-то звуки наверху, шум, который, по мнению Дэвины Флори, подняла Куини.
Однако Харви Копленд решил взглянуть, красавец Харви, похожий на Пола Ньюмена, «гроза мужей», за которого не первой молодости супруга вышла по любви и сексуальному влечению. Тишина за окном — ни шагов, ни звука автомобиля, только приглушенная суета наверху.
Харви поднялся наверх, потом спустился — или он не дошел до верху, остановился у лестницы, обернувшись, когда в проходе появился убийца…
Сколько времени это заняло? Тридцать секунд? Две минуты? Что происходило тем временем в гостиной? Пока Харви отсутствовал, женщины спокойно наслаждались рыбой? Или дожидались его, неспешно болтая о кошке, о том, что Куини опять разыгралась, носится по всему дому — наверх по задней лестнице и вниз по центральной, и так изо дня в день каждый вечер? Вдруг выстрел, Наоми вскакивает, Дэйзи поднимается из-за стола, направляется к двери. Одна Дэвина остается на прежнем месте. Почему? Почему она осталась? Страх? Ужас приковал ее к месту?
Дверь резко распахивается, появляется убийца, выстрелы — скатерть уже не белая, она постепенно алеет, густое пятно расползается почти по всей ее длине…
— Через минуту я поговорю с ней, — сказал Уэксфорд. — Понятно, силой ее не увезешь, если сама не захочет. Пойдемте со мной, хорошо? Прогуляемся вместе.