— Ты наверняка сломал ему руку, — без особого сожаления заявил Катто.
С глаз Джино постепенно спадала черная пелена. Он помотал головой, чтобы скорее стряхнуть наваждение и вспомнить, кто он и где находится. Возле его ног корчился Зеко.
— В следующий раз башку оторву, — пообещал Джино и оглянулся, ища маленькую блондиночку, из-за которой разгорелся сыр-бор. Она удалилась — точно великосветская дама.
— Пошли в больницу, — предложил Розовый Банан. — Нужно привести харю в порядок.
Джино дотронулся до кровоточащей ссадины на щеке. Только шрама ему и не хватало.
— Пошли.
В больнице ему зашили рану. Джино не стал отвечать на вопросы.
Когда они уже собрались уходить, туда привели Зеко. Парни обменялись злобными взглядами, но не проронили ни слова. Закон улицы гласил: держи рот на замке. Ни один не решился его нарушить.
Прошло дней десять. Джино работал в мастерской. Когда он валялся под «паккардом», к нему пришли. Сначала Джино увидел ботинки. Двухцветные, из патентованной кожи. Очень прочные.
— Ты Джино Сантанджело?
— А кто его спрашивает? — он вылез из-под машины.
— Не имеет значения. Это ты?
У Джино сердце ушло в пятки. Над ним возвышался Эдди-Зверь, правая рука знаменитого Чарли Лючании.
Он сглотнул, пытаясь скрыть волнение, и поднялся, вытирая замасленные ладони о грязные штаны.
— Да, я — Джино Сантанджело.
Эдди-Зверь не стал терять время понапрасну. Резкий удар в солнечное сплетение согнул Джино пополам.
— Это за Зеко, — хладнокровно объяснил Эдди. — Он шлет тебе привет из госпиталя. Жалеет, что из-за сломанной руки не может лично засвидетельствовать свое почтение.
Джино выпрямился. Инстинкт самосохранения подсказал ему, что нельзя давать сдачи. Так что он просто стоял и пялился на Эдди. Потом сказал:
— Зеко не повезло. Он сам напросился.
Эдди захохотал.
— Мы слышали, что ты крутой парень. Пошли, мистер Лючани хочет с тобой потолковать.
У Розового Банана глаза вылезли из орбит.
— Я скоро вернусь, — нарочито беспечным тоном сказал Джино. — Уладь тут с боссом. Скажи, что я заболел или что-нибудь в этом роде.
— Возможно, ты не погрешишь против истины, — посулил Эдди.
Однако Джино больше не испытывал страха. Ничего с ним не случится. Наоборот, он предчувствовал большую удачу.
Чарли Лючания ждал на заднем сиденье черного «седана», припаркованного неподалеку. Он оглядел Джино с головы до ног и усмехнулся.
— Я много слышал о тебе, малыш. И хорошего, и плохого.
Джино молчал.
— У тебя есть характер — это хорошо. У меня у самого есть характер. Но тебе нужно научиться вовремя его проявлять. Понимаешь, что я имею в виду?
Джино кивнул.
— Я люблю, когда меня окружают друзья. Они приходят ко мне молодыми, я учу их и всячески поддерживаю. Они платят мне преданностью. Понимаешь, что я хочу сказать?
Джино снова наклонил голову.
— Сколько тебе?
— Семнадцать. — На самом деле ему оставался месяц до семнадцати.
— Прекрасно, прекрасно. — Лючания наклонился к нему. — Я поручил Зеко одну работу. Ты вывел его из строя. Я не стану тебя наказывать. Ты сам сделаешь для меня эту работу. В следующую среду. В восемь часов вечера. Эдди подробно тебе обо всем расскажет.
Лючания откинулся на спинку сиденья. Разговор был окончен.
Джино прочистил горло.
— Э… Послушайте. Я рад получить работу, но не хотелось бы снова очутиться за решеткой.
Чарли скользнул по нему ленивым взглядом.
— Хорошо водишь машину?
— Лучше всех.
— Значит, тебя не поймают.
— Давай-давай, гаденыш.
Вот когда Джино понял, что у него нет выбора.
Кэрри, 1927–1928
Мужчина воззрился на Кэрри, а она — на него огромными испуганными глазами.
Это был настоящий черный великан, ростом никак не менее шести футов. Но ее пугал не рост или вес, а размеры его пениса.
Ей уже пару раз приходилось «развлекать» его, и он разрывал ей промежность. Она жаловалась Лерою, плакала, истекала кровью, но он лишь смеялся над ней, как над малым ребенком. Кэрри не была ребенком. Она была узницей.
— Я плохо себя чувствую, — сказала она негру, часто-часто мигая, чтобы удержать слезы.