— Не может быть, — заявил он, снимая брюки. — Все леди превосходно себя чувствуют, стоит им увидеть, что у меня для них припасено.
Боже милосердный! За что ей такая жизнь? С той роковой ночи, когда Лерой изнасиловал ее, Кэрри держали под замком, ни на минуту не выпуская на улицу. Ее уделом стал нескончаемый поток мужчин. Лерой собирал деньги, а бабушка Элла приносила еду, свежие простыни и полотенца — когда не забывала это сделать.
Лерой снял соседнюю комнату, чтобы надежнее охранять ее. Кэрри превратилась в робота, чьей обязанностью было ублажать постоянно сменяющих друг друга мужчин.
Вначале она пыталась протестовать — тогда Лерой зверски избивал ее.
Негр снял брюки и длинные шерстяные подштанники и стоял над ней в одной рубашке, не прикрывавшей его огромную дубинку.
— В прошлый раз мне было больно, — отважилась она произнести. — Нет ли какого-нибудь другого способа?
Клиент немного подумал. Затем его тупая физиономия озарилась улыбкой.
— Могу потереться о твои маленькие титьки, а потом в рот, — предложил он.
Все лучше, чем между ног. Кэрри кивнула и сняла комбинацию. Она похудела, на теле выделялись синяки от побоев; руки и ноги превратились в палки. Остались только пышные груди; негр жадно сграбастал их и сунул между ними свое устрашающее орудие.
Кэрри закрыла глаза и жалела лишь о том, что нельзя заткнуть уши. Кряхтенье черного исполина было не совсем тем, что ей хотелось слышать. Лучше вспоминать прошлое, все хорошее, что было в ее жизни. Мама Сонни, Филадельфия, работала в доме мистера Даймса на Парк-авеню…
Теперь негр совал свою игрушку ей в рот. У той был вкус мочи и пота. Кэрри хотела воспротивиться, но было уже поздно: ей заткнули рот. Он толкал эту штуку взад и вперед, скребся о зубы, вызывая желание укусить.
Кэрри делала это впервые в жизни. Неужели он залезет ей еще дальше в горло и задушит ее?
Она захлебнулась, и он немного вытащил пенис, перенося все внимание на груди, которые тискал так, словно проверял на спелость две большие дыни. При этом он громко стонал и бормотал слова какой-то молитвы.
И вдруг ей в горло хлынула густая соленая влага. Кэрри подумала, что ее сейчас вырвет. Но ей удалось проглотить эту гадость. Негр вытащил пенис, и все было кончено.
Зато он не разорвал ей промежность. Это уже кое-что. Она должна радоваться, тем более что сегодня у нее день рождения. Ей исполнилось четырнадцать лет.
Через восемь месяцев скончалась бабушка Элла. Лерой потрудился сообщить об этом Кэрри только через три дня, когда она чуть не умерла от голода.
— Одевайся, — он швырнул ей старое замызганное платье.
— Я хочу есть, — взмолилась она. — Как ты мог запереть меня без пищи? Я же могла умереть.
— Заткнись, дура, — рявкнул Лерой. — Маму забрали на небеса, а ты только и думаешь, что о себе.
У нее округлились глаза.
— Бабушка Элла умерла?
— «Бабушка Элла умерла?» — передразнил он. — И мне здесь больше нечего делать. Я еду в Калифорнию. Солнце и сладкая жизнь — как раз для Лероя!
Кэрри по-прежнему не спускала с него глаз.
— Значит, я теперь свободна?
Лерой ухмыльнулся.
— Девочка, ты — мой билет в Калифорнию. Я тебя продам.
Кэрри отшатнулась.
— Ты не можешь этого сделать!
— Очень даже могу! И смотри у меня: будешь плохо себя вести, живо сверну твою тоненькую шейку!
Лерой и не думал шутить. Он одел Кэрри, скормил ей цыпленка, а потом схватил за руку и повел в один из близлежащих домов. Там дородная женщина ощупывала и тыкала в нее пальцем, словно выбирала мясо для ростбифа.
— Лисси, ты не пожалеешь об этом приобретении, — убеждал Лерой. Он сорвал с Кэрри платье. — Только взгляни на эти сиськи, эти ножки, эту сладкую штучку…
Кэрри съежилась.
— Откуда мне знать, как она будет себя вести? — подозрительно проговорила Лисси.
— Будет вести себя, как положено! — зло буркнул Лерой. — Она ничего больше не умеет делать. Просто давай ей есть и держи под замком. У тебя с ней не будет никаких хлопот.
— Ну, не знаю…
— Знаешь, знаешь. Девчонка совсем молоденькая. Ты на ней заработаешь целое состояние.
— Сколько ты хочешь?
— Мы же договорились — сотню долларов. Через несколько недель вернешь себе эти деньги — и даже с прибылью.
Лисси сузила холодные глазки.
— Пятьдесят, Лерой, это все, что я могу тебе предложить.
— Ч-черт!
— Бери или выметайся.
— Ну, хоть семьдесят пять.
— Полсотни.
— Шестьдесят! — взывал он.
Лисси сжалилась над ним.