Она посмотрела на свое отражение в зеркале и уже в который раз поразилась чуду. Как могло произойти, что из жалкой негритянской шлюхи она превратилась в элегантную даму?
Благодаря Бернарду, разумеется. Он ее создал.
— Вы просто восхитительны, дорогая, — ворковала женщина-парикмахер.
Кэрри не спорила. Но ее путь наверх — видит Бог — был тернистым!
Лаки, 1966
Прошло четыре недели, и юг Франции стал далеким воспоминанием, зато особняк на Бель Эр — самой что ни на есть реальностью. Тюрьма на Бель Эр — так будет правильнее. С самого начала свобода Лаки оказалась сильно урезанной. На сцене появилось новое действующее лицо — экономка мисс Дрю. Она ни на минуту не выпускала Лаки из поля зрения.
Девушка вновь и вновь перебирала в уме подробности того вечера на юге Франции. Шок, испытанный ею от приезда отца. Джино, его лицо, подобно грозовому небу, затянутому тучами. Он схватил ее за плечи, безжалостно вонзив в нежную девичью плоть свои когти, и, не говоря ни слова, начал ее трясти, да так, что у нее застучали зубы.
Это был сущий ад! Вслед за Джино из машины вышел отец Олимпии и закричал: «Я знал! Я знал, что они здесь!» Они втроем стояли под проливным дождем, и Лаки лихорадочно соображала, как бы предупредить Олимпию, которая наверняка сейчас в постели с Уоррисом — ведь это их обычный способ времяпрепровождения.
Все трое вошли в дом. Джино, словно клещами, сжимал руку дочери, как будто боялся, что она сбежит, а Димитрий сокрушался: «О Господи! Во что они превратили виллу моей сестры!»
Как раз в это время разразилась настоящая гроза — с ослепительными вспышками молний и устрашающими раскатами грома. Джино орал на дочь: «Как вы очутились здесь вместе с Пиппой Санчес?» Димитрий распахнул дверь хозяйской спальни, и пред их потрясенными взорами предстала Олимпия — голая, с высоко вздернутым задом: как раз в это время она прилежно делала Уоррису самый восхитительный минет, какой ему когда-либо довелось испытать.
Наступила минута грозного молчания, прерываемого лишь хлюпающими звуками рта Олимпии.
Димитрий не стал колебаться. Он резко шагнул вперед и что есть силы хватил дочь по этому бесстыдному заду. У Уорриса как раз начался оргазм, и когда Олимпия подскочила с воплем: «Это еще что такое?» — он пустил в руку Димитрию великолепную дугообразную струю.
— Черт побери! — завопил тот.
— Черт побери! — завопил Уоррис.
Известие о гибели Пиппы немного усмирило участников драмы. Уоррис плюхнулся в кресло и закрыл лицо руками.
— Господи! В голове не укладывается!
— Что она здесь делала? — потребовал Джино.
— Она здесь не жила, — оправдывался Уоррис. — Просто она моя приятельница и позаимствовала автомобиль. Вот и все.
Ярость обоих мужчин не знала границ.
— Сейчас же выметайся отсюда! — прорычал Димитрий.
— Да поживее! — добавил Джино. — Убирайся, пока цел!
Дальше все утонуло в реве множества голосов. Олимпия билась в истерике. Сыпались обвинения. Едва успев собрать вещи, Уоррис был изгнан в грозовую ночь с обоими своими чемоданами от Гаччи. Что касается Лаки, то ей предстоял новый безмолвный перелет вместе с отцом — его лицо казалось высеченным из гранита — в Лос-Анджелес, где ее тотчас водворили в резиденцию на Бель Эр. И за все время отец не издал ни одного звука. Почему? Неужели нельзя попытаться понять друг друга?
Ее даже не наказали. Но полная изоляция сама по себе явилась наказанием, потому что на следующий день Джино отбыл, оставив ее на попечение мисс Дрю, тридцатилетней, атлетически сложенной мисс Дрю, которая ни на минуту не оставляла Лаки одну.
Интересно, что стало с Олимпией? Возможно, ее снова упекли в какую-нибудь школу, но скоро на земном шаре не останется школ. Лаки пыталась звонить по всем известным ей телефонам — все они оказались замененными.
— Твой отец не желает, чтобы ты общалась с мисс Станислопулос, — уведомила мисс Дрю.
В день своего шестнадцатилетия Лаки проснулась и обнаружила, что приехал Джино. Он как ни в чем не бывало, с улыбкой на устах, сидел в патио, попивал кофе и скользил рассеянным взглядом по водной глади бассейна — ждал Лаки к завтраку.
Ей о многом хотелось спросить его. Как он нашел ее на юге Франции? Что подумал? Рад ли ее возвращению?
— Привет, папа, — осторожно произнесла она.
Он широко улыбнулся.
— Я наконец решил нашу проблему.
НАШУ проблему? И что же он решил? Еще один пансион? Да она мигом даст деру!