— Но если ты исправно платил, — растерянно произнесла Лаки, — я не понимаю…
— Не будь идиоткой! — отрубил Джино. — Я считал тебя умной девочкой. Естественно, платил — даже больше, чем следовало. Но не всегда. Далеко не всегда.
— Так заплати сейчас.
Мужчины засмеялись.
— Это не так просто, Лаки, — мягко возразил Коста. — Тебе не понять. Сейчас я сообщаю вам только голые факты. Если начать вдаваться в подробности и объяснения, у нас уйдет уйма времени.
— Ага, — согласился Джино. — Но это еще можно поправить. Однако я не желаю, пока все утрясется, сидеть в тюрьме. Мне лучше уехать.
— Куда?
— Может быть, в Лондон — у нас там есть казино. Или во Францию. Я еще не решил.
У Лаки загорелись глаза. Она усмотрела в случившемся шанс для себя самой.
— Папочка, можно я поеду с тобой? — Сколько лет она не называла его папочкой!
— Что ты мелешь? Ехать со мной! Ничего себе! У тебя своя жизнь, ты прекрасно устроена…
— Кто сказал? — мрачно выговорила Лаки.
Джино проигнорировал эту реплику и повернулся к рассеянно игравшему ложкой Дарио.
— Эй, сынок, ты что притих? У тебя нет вопросов?
Тот подскочил на месте. Нет, у него не было вопросов. Откровенно говоря, ему плевать, что Джино уезжает. Они и так редко видятся.
— Никаких. Я все понял.
— Отлично, — Джино встал из-за стола и подошел к окну.
— В качестве меры предосторожности, — заявил он, — я переписываю на вас большую часть того, чем владею. Это вас ни к чему не обязывает. Вам придется только ставить свои подписи кое на каких бумагах. Коста остается моим доверенным лицом. Он-то обо всем и позаботится. Дарио, — Джино повернулся к сыну, — я бы хотел, чтобы ты переехал в Нью-Йорк. Тебе придется многому учиться. Коста все объяснит.
Наконец-то в Дарио проснулись эмоции.
— Переехать в Нью-Йорк? Но с какой стати?
— Я же сказал, — терпеливо произнес Джино, — ты мой сын. Сантанджело. Хватит тебе прожигать жизнь в этом чертовом Художественном колледже. Пора приниматься за дело.
— А если я не хочу? Терпеть не могу Нью-Йорк!
Джино посмотрел на него строгими, холодными глазами.
— Тебя никто не спрашивает, мой мальчик. Я просто констатирую факт. Ясно тебе?
Дарио нервно дернул головой.
— А я? — потребовала Лаки.
— Что — ты?
— Если Дарио будет учиться вести дела, то и я тоже.
— Не будь дурой, — ласково посоветовал Джино.
В ней клокотала накопившаяся за четыре года ярость. Черные глаза стали такими же холодными и строгими, как у отца.
— Почему?
— Потому что ты — женщина. Замужняя женщина, чей долг — подчиняться мужу и вести себя, как подобает хорошей жене, — Джино сделал небольшую паузу и добавил: — И пора бы тебе уже позаботиться о наследнике. Чего ждешь?
— Чего я жду? — выпалила она. — Да я хочу начать наконец жить — вот чего я жду!
Джино повернулся к Косте и в шутливом отчаянии воздел руки к потолку.
— Жить! Она хочет жить! Ей мало того, что у нее есть все, что можно купить за деньги!
— Включая мужа! — выкрикнула Лаки. — Ты за свои вшивые деньги купил мне мужа! Ты…
— Ну хватит.
— Нет, не хватит! Почему ты даешь шанс Дарио, а мне нет?
— Заткнись, Лаки, — в голосе Джино зазвенел лед.
— С какой стати? Почему, мать твою!..
В черных глазах отца и дочери горела неукротимая злоба.
— Потому что я приказываю! И следи за своим язычком. Леди не ругаются.
Она подбоченилась и с вызовом посмотрела на отца.
— А я не леди. Я — Сантанджело. Такая же, как ты, а тебя никак не причислишь к джентльменам.
«Господи! — подумал Джино, изумленно взирая на свою взбесившуюся дочь. — Кого я вырастил? Я дал ей все, что можно купить за деньги. Что ей еще нужно?»
— Почему бы тебе не закрыть пасть и не сесть на место? — устало предложил он.
Это ее еще больше ожесточило.
— Конечно! Закройте ей пасть! Ведь она всего лишь женщина, что с ней церемониться? Заставьте ее заткнуться и сплавьте замуж — кому какое дело, счастлива она или нет? — Лаки перевела дух и прошипела: — Ты — дерьмовый шовинист, который думает, что место женщины — в постели и на кухне. Пусть готовит еду и раздвигает ноги. Ты и с мамой так обращался, когда она была жива? Запирал ее в спальне и на кухне?
Джино размахнулся и что было силы ударил ее по лицу. Коста подскочил.
— Джино!
Дарио стало не по себе, но он не пошевелился.