Коста тотчас спрятался в свою раковину. Она почувствовала неладное и оставила эту тему.
Дядя Коста. Она знала его всю жизнь, но впервые вот так сидела с ним и вела умный разговор. Интересно, как он теперь устраивается в смысле секса? Может, он слишком стар и этой проблемы больше не существует? Легко ли мужчине поддерживать эрекцию много лет подряд? А он неплохо смотрится. Ну, правда, невысокого роста, худой и шевелюра стала совсем белой.
Доброе красное вино развязало Косте язык. Он рассказал Лаки о бабушке Леоноре — на протяжении многих лет это была запретная тема. Тетя Джен неизменно бледнела при упоминании ее имени.
— Джино очень любил ее, — продолжал Коста. И вдруг, поняв, что сказал лишнее, прикусил язык.
— Дядя Коста, — с невинным видом произнесла Лаки. — Помнишь наш разговор перед отъездом Джино?
Он кивнул.
— Ты сказал, что мне придется только подписывать бумаги — и никаких хлопот. Мол, это очень сложно, целую неделю объяснять.
Он снова кивнул.
— У меня как раз свободная неделя, и я буду безмерно признательна, если ты дашь мне кое-какие объяснения.
Разве он мог отказать? Это уже не прежняя дикарка Лаки — она превратилась в красивую, приятную даму, интересующуюся всем на свете.
День за днем она приходила в его офис, и он — сначала неохотно, потому что не верил в устойчивый интерес с ее стороны — объяснял ей, как действуют те или иные компании.
— Конечно, ты — лишь подставное лицо, — сказал Коста. — Тебе не придется ни за что отвечать.
Вот как? Ну, дядя Коста, это твое личное мнение!
— Я буду присылать тебе документы на подпись. Можешь быть уверена, что все они тщательно проверены и одобрены мною.
Лаки кивнула в знак согласия. Она, как губка, впитывала каждый бит полученной от него информации.
Крейвен достал ее по телефону.
— Когда ты вернешься?
— Я не вернусь, — хладнокровно заявила она. — Нашему браку пришел конец. Позаботься о том, чтобы мне переслали мои вещи.
Крейвена больше заботило, что скажет отец, нежели сам факт развода.
На другой день позвонил Питер Ричмонд. Обычные интонации опытного политика.
— Лаки! О чем ты думаешь? Возвращайся, и мы спокойно обо всем поговорим.
— Не о чем говорить.
— Если ты не приедешь, придется мне самому лететь в Нью-Йорк.
— Ради Бога.
Она ни с кем не делилась своими планами. Ее развод — ее личное дело. Коста не уставал напоминать: «Разве тебе не пора домой?» — но она только отмахивалась: «Не горит».
Когда позвонил Питер Ричмонд, она согласилась с ним поужинать. Вообще-то она каждый вечер ужинала с Костой — слушала и училась, — и тот не смог скрыть разочарования.
— А я-то собирался повести тебя в совсем особое местечко.
— Завтра, дядя Коста. Обещаю.
— Мы договорились на сегодня.
— А куда?
— Это секрет.
— Значит, до завтра?
— Хорошо.
На Питере Ричмонде была его обычная спортивная куртка, рубашка с расстегнутым воротом и отлично сидевшие брюки. Красавец-мужчина. Проходя через весь зал ресторана «Шерри», он расточал приветственные улыбки и махал рукой всем подряд, как будто все они — большая дружная семья.
Лаки тошнило от одного его вида. Дома он был мелочным тираном; дети перед ним тряслись. Зато неутомимая Бетти знала ему цену. На людях он был Мистер Обаяние, а дома — Дерьмовый Подкаблучник.
— Привет, Питер, — кисло сказала она. — Вы опоздали.
— Разве? — на его загорелом лице отразилось почти детское удивление. — Извини. Надеюсь, ты заказала себе что-нибудь выпить?
Этот придурок не видит, что ли, перед ней на столе здоровенный бокал водки?
Он сел, поприветствовал, словно давнего друга, официанта, разносящего напитки, и попросил себе смесь белого вина с содой.
— Ну-ну, — примирительно сказал он, откидываясь в кресле и изучая ее лицо. — Значит, пташка хочет летать?
У нее не дрогнул голос.
— Пташка никогда не была в восторге от своей клетки.
— Ты шутишь, дитя мое? Какая же девушка откажется породниться с Ричмондами?
— Вам никогда не говорили, что вы — кусок дерьма?
Он чуть не вспыхнул, но сдержался. В течение четырех лет они обходились без слов. А теперь выясняется, что у нее острый язычок!
— Ты прямо как отец, — холодно заметил Питер.
— Вот именно. Только папа не позволил бы женить себя подобным образом. Но у меня, кажется, тоже скоро вырастут яйца — как у папочки.
— Боже! Как ты вульгарна!
— А вы, конечно, никогда не оступались! Да в Вашингтоне каждая собака знает, что вы готовы трахать все, что способно двигаться.