— Вполне.
Кто учил Лаки законам улицы? Или это было заложено в генах?
Она начала с крупнейшего должника, Рудольфо Крауна, исполнявшего в синдикате функции банкира. Когда-то он зарабатывал на жизнь, выманивая деньги у богатых старух. Наконец ему улыбнулась удача: он женился на одной из них. А ровно через полтора месяца она скончалась. «Не вынесла наслаждения, — любил повторять Рудольфо каждому, кто соглашался слушать. — Ее уже двадцать два года не трахали».
Он унаследовал три миллиона долларов, просадил половину на шлюх и прочие удовольствия, а остальное вложил в дело. Он сидел за массивным письменным столом и скалил зубы в оскорбительной ухмылке.
— Вы дали слово, мистер Краун, — холодно сказала Лаки. — Вы член синдиката. Если вы не соблюдаете правила, другие могут взять с вас пример, и строительство придется прекратить.
— Конечно, — он принялся ковырять в зубах отточенной спичкой. — Я обещал Джино. Когда он вернется, я его уважу.
— Какая разница, — не повышая голоса, спросила Лаки, — где находится Джино? Вы дали слово, и он хочет, чтобы вы его сдержали. Прямо сейчас.
Рудольфо продолжал скалиться.
— Джино не в том положении, чтобы ставить условия. Говорят, он еще до-о-олго пробудет в изгнании, если вообще вернется.
Она мило улыбнулась.
— Вы рискуете, мистер Краун.
— Чем это я рискую?
— Тем, что в один прекрасный день вам отрежут яйца и засунут в глотку, а член пойдет на приготовление барбекю.
Он побагровел.
— Промой себе пасть, сука! Мне еще никто не угрожал!
Лаки встала, оправила юбку отлично сшитого делового костюма и холодно усмехнулась.
— Это не угроза, мистер Краун. Это обещание. И, в отличие от вас, я его выполню. Как папа.
Он не поверил. С какой стати вкладывать деньги в строительство отеля, если нет Джино Сантанджело, который это затеял и мог обо всем позаботиться? Дочь Джино, так ее мать! Большое дело! Задница вместо головы.
Неделей позже в полночь его разбудило прикосновение холодной стали к половым органам. Он в ужасе открыл глаза и увидел двоих мужчин, готовых отсечь его скукожившийся член. Он стал звать на помощь, умолять, плакать.
От двери отделилась тень, и жесткий голос произнес:
— Это всего лишь генеральная репетиция, мистер Краун. Если вы не возобновите платежи, на следующей неделе состоится премьера.
Пришлось Крауну расстаться с изрядной суммой. Другие вкладчики моментально последовали его примеру. Строительство сдвинулось с мертвой точки.
Коста так и не узнал, как это Лаки удалось. Конечно, он подозревал вмешательство Энцо, но у него не было доказательств, а Лаки, естественно, держала рот на замке.
Она стала спокойнее, чуть ли не строже. Вкус власти пришелся ей по нутру. Ей, Лаки Сантанджело, многое по плечу! Почему бы и нет? Она доказала свою состоятельность!
Вскоре после наведения порядка в синдикате вкладчиков Лаки вылетела в Лас-Вегас — своими глазами посмотреть, как идут дела на строительстве «Маджириано». Само собой, она остановилась в «Мираже», и, само собой, ее встретил Марко.
Наконец-то она докопалась, кто такая Би. Коста выложил ей всю эту историю: как Би впустила в дом истекающего кровью, полуживого Джино, как выходила его и верно ждала семь лет, пока он томился в тюрьме.
— Похоже, она достойная женщина. Почему же они не поженились?
— Собирались, но выяснилось, что после Марко у нее не могло быть больше детей.
Лаки рассвирепела.
— Ты хочешь сказать, что Джино не женился на ней потому, что она не могла родить ему детей? Ну и свинья же он!
Узнав о том, что Марко вырос рядом с Джино и почти считал его отцом, она возненавидела его и теперь обошлась с ним весьма прохладно. Вот уже много лет, как они не разговаривали.
— Ну, Лаки, ты выглядишь на все сто! Ей-Богу! — восхитился Марко.
— А ты малость поизносился. Горишь на работе — днем и ночью?
Она быстро прикинула в уме, сколько ему лет: сорок один. Он немного поправился, но по-прежнему оставался для нее самым красивым мужчиной на свете. Она умирала от желания скорее лечь с ним в постель. Впервые за многие месяцы вспомнила о сексе.
— А почему ты не поселил меня в апартаментах Джино?
— Я сам их занял, — признался он, — пока Джино в отъезде.
— Что ты говоришь! — она заставила себя сказать это как можно более насмешливо.
Марко расстроился, но вежливо спросил:
— Сколько ты думаешь здесь пробыть?