Таково, по-видимому, было мнение окружения Бестужева на конец правления Анны Иоанновны, ибо лично своего будущего соперника маркиз не знал и питался слухами и высказываниями русских сановников. Отметим только, что, в отличие от некоторых других историков, Соловьёв утверждает, что никакими комплексами по отношению к Бестужеву-Рюмину Елизавета не страдала. Из характеристики историка явствует, что поскольку Елизавета вполне благосклонно относилась к личности Бирона, то краткая близость Алексея Петровича к временщику рассматривалась ею отнюдь не как отягчающее обстоятельство. «Таким образом, благосклонность Елизаветы к Бестужевым даже и без внушения Аестока объясняется легко», — пишет наш знаменитый историк.
Став у руля российской внешней политики, увенчанный орденом Андрея Первозванного, Бестужев на первых порах проявлял чрезвычайную осмотрительность и так называемую французскую партию при дворе старался ничем не раздражать. Так что «первый поклон отдавался императрице, а второй — ему», говорили в дипломатическом корпусе. Маркиз Шетарди и официально аккредитованный при дворе Елизаветы французский посланник Луи д'Юссон, известный как д'Аллион, полагали, что новый вице-канцлер станет послушным исполнителем предначертаний Версаля и не подозревали в его поведении никакого подвоха. Эта иллюзия теплилась у Шетарди до самого апреля 1742 года, когда вице-канцлер уже освоился со своим положением и приступил к выполнению своей продуманной внешнеполитической программы.
Россия, на целых 15 лет погрязшая в дворцовых переворотах, заговорах, казнях и ссылках то «верховников», то членов брауншвейгской семьи, то временщика Бирона и его помощников, по мере возможности пыталась хоть как-то сохранить наследие великого Петра. С приходом на трон Елизаветы внутреннее положение почти на целых двадцать лет стабилизировалось, и теперь Россия могла занять более-менее активную позицию в Европе. Необходимо было сохранить свои позиции в Прибалтике, активизировать политические и экономические связи с Европой и противодействовать всевозможным антироссийским коалициям. И в это время в Коллегии иностранных дел появился умный, деятельный, опытный и энергичный человек — Бестужев-Рюмин, которому все эти задачи были вполне по плечу.
Его появление быстро заметили и в европейских столицах, и Франция, Австрия и Пруссия включили все свои дипломатические средства и возможности, чтобы добиться расположения России. У русских были самые лучшие солдаты в Европе, и стоили они очень дёшево. Идей в Европе всегда было много, а вот с солдатами — всегда худо. Солдаты были самым дефицитным товаром у всех генералов и королей.
Швеция и Пруссия стали объектами первоочередного внимания Алексея Петровича. Заключённый в декабре 1740 года оборонительный союз с Пруссией поставил Россию в двусмысленное положение: она одновременно оказалась союзником враждующих между собой Австрии и Пруссии. В 1741 году Швеция, в конце концов, науськиваемая Францией, развязала войну с Россией, которая началась под предлогом свержения с русского престола Анны Леопольдовны и водворения на трон царевны Елизаветы, а на самом деле это был повод для возвращения утерянных во время Северной войны Прибалтики и Ингерманландии и ликвидации Ништадтского мира. Шведский посол в Петербурге Э. Нолькен[45], который получил из своей казны крупную сумму денег на подкуп царевны Елизаветы, вместе с маркизом Шетарди искал случая заставить её дать обещание способствовать этим целям.
Елизавета Петровна проявила осмотрительность и на поводу у Шетарди и Нолькена не пошла. Фактически она без их помощи взошла на русский трон и стала проводить внешнюю политику, в целом отвечавшую национальным интересам России.
Положение Бестужевых-Рюминых в первые годы царствования Елизаветы Петровны было не таким уж и прочным. Их временные политические единомышленники-англичане жаловались, что оба брата ведут себя слишком робко и пока не пользуются в правительстве таким влиянием, которое они заслуживали. Причин было несколько. Одна из них заключалась в том, что при дворе Елизаветы Петровны возобладала так называемая франко-голштинская партия, во главе которой стоял французский посол Шетарди, Лесток и гофмаршал при дворе великого князя Петра Фёдоровича Бруммер (Бруммер). С ними А.П. Бестужеву приходилось всё время бороться. Сильно было также влияние группы канцлера князя A.M. Черкасского (1680–1742) и генерал-прокурора князя Н.Ю. Трубецкого (1699–1763), поддержка которых братьев Бестужевых была достаточно условной.
45
Существует версия, что Шетарди «купил» принцессу Елизавету, помогая ей приобрести отцовский трон взамен на возвращение шведам прибалтийских провинций. К. Валишевский уверенно утверждает, что, во-первых, денежная помощь француза была символичной, а, во-вторых, Елизавета никаких конкретных обещаний ни Шетарди, ни Нолькену не давала и вела себя весьма осторожно. Возможно, она и обещала кое в чём поспособствовать в будущем шведам, но наверняка это было сделано лишь по тактическим соображениям. Она была уверена, что, став императрицей, она «забудет» о всех своих обещаниях.