— Вы что-то не то говорите, — торопливо зашептала Настена. Молодой человек наконец отпустил ее. И она отскочила от него и прижалась спиной к стене. Но продолжала говорить быстро, глотая слова. — Вы мне никогда ни словом, ни полусловом не обмолвились, что люба я вам. Вроде забавы вам было со мной за овином тискаться. Вы ж с Федоткой спорили, что я к вам бегать буду. Я после его спытала, а он врать не умеет, во всем мне признался. И попрощаться со мной забыли, потому что я в постелю к вам не легла. Не помните разве?
А как в окно ко мне пьяным лезли, тоже запамятовали? — Она судорожно перевела дыхание, закрыла лицо ладонями и попросила тихо:
— Отпустите меня. Зачем я вам? У вас же невеста есть, я знаю.
— И правда, зачем? — Красивое лицо Александра на мгновение стянуло судорогой, отчего рот перекосился. — Ко мне в постель не захотела, так теперь к старичку под бочок подвалишься. Он тебя ладно тискать станет да синими губами облизывать. Попомнишь меня, да поздно будет! А не веришь, мою невесту спроси, кажется, так ты ее назвала? Тоже под богатого старичка легла, а молодые не нужны вам, потому как без гроша в кармане! Шлюхи… — Он грязно выругался.
Настя отняла руки от лица, в глазах ее стояли слезы. Она открыла рот, хотела, видно, что-то возразить, но в это мгновение отворились двери детской и из нее вышла нянька. Она держала за руку маленькую круглолицую девочку с двумя заплетенными на деревенский лад русыми косичками.
— Полюшка! — Молодой человек вмиг забыл о Настене, присел на корточки и протянул руки навстречу девочке. — Здравствуй, маленькая! Узнала меня?
Та испуганно уставилась на него и молча покачала головой.
Нянька попыталась подтолкнуть ее в спину, но девочка вцепилась в ее руку, отвернулась от брата и, уткнувшись в нянькин подол лицом, захныкала.
— Ну вот! — сконфузился Александр. — Совсем я для нее чужой!
— Ничего, батюшка, — улыбнулась нянька и погладила девочку по голове, — привыкнет! — И, склонившись к ней, ласково сказала:
— Полюшка, голубка, это братец твой, Сашенька! Подай ему ручку! — Но девочка отчаянно замотала Головой и снова захныкала.
— Ладно, оставь ее, — огорченно сказал Александр. — Откуда ей меня помнить? Кроха совсем! Но все равно здесь я ее не оставлю! — И, не оглядываясь, направился в глубь коридора к лестнице, которая вела на второй этаж.
Глава 3
В спальне царил полумрак, потому что свет проникал только сквозь открытую дверь. Не замедляя шага, Александр подошел к окну и рывком раздвинул тяжелые шторы. Целое облако пыли взметнулось в воздух, и он не выдержал, несколько раз чихнул. Но в комнате стало заметно светлее.
Нянька в спальню не прошла. Барон, даже неподвижный, внушал ей чуть ли не священный страх, в былые времена она не смела подойти к нему ближе чем на пару саженей. И когда воспитанник окликнул ее, замахала руками.
— Что ты, что ты, голубчик! Я здесь, на пороге…
— Ну, гляди. — Он не стал настаивать, только спросил:
— Почему дом запустили? Сплошное свинство развели!
— Знамо дело, — вздохнула нянька, — некому стало заправлять! Петр — тот больше по делам, с приказчиками на верфи выезжат али на лесосеки, а мамзелька до обеда в постели прохлаждалась да вино пила… — Она махнула рукой, громко высморкалась в большой носовой платок и деловито справилась:
— Ждать тебя али сам дорогу найдешь?
— Найду. — Лицо Александра исказила неприятная гримаса. — Закрой дверь, у меня… к нему разговор!
И, не дожидаясь нянькиного ответа, шагнул к высокой и широкой кровати с натянутым над ней балдахином, когда-то розовым, а сейчас серым от многодневной пыли. Удерживали его четыре резных столба, к которым по бокам кровати прибили доски в дюйм толщиной. Вероятно, они должны были уберечь барона от падения, хотя казались столь же бесполезными, как и та палка, поручень, который прикрепили на уровне груди больного. При одном взгляде на человека, которого Александр считал своим отцом и изрядно побаивался, но вместе с тем уважал, он понял, что надежды на выздоровление нет никакой.
Перед ним лежал на грязных, в потеках мочи простынях и издавал невыносимое зловоние тот, кто обесчестил себя и свой титул грязной связью, довел до смерти его мать, осиротил сестру, лишил его самого благосостояния и вверг в нищету.
Александр подошел к кровати и ухватился за доску ограждения.
— Здравствуй, — сказал он негромко, не спуская глаз С отекшего лица несчастного, — ты меня не ждал, но я приехал.
Приехал спросить с тебя сполна, но, на твое счастье, тебя хватил кондрашка. И я очень этому рад!
Больной продолжал лежать неподвижно, на его лице не шевельнулся ни один мускул, лишь кадык дернулся едва заметно и глаза слегка оживились. Родион фон Блазе узнал сына. Но какие чувства он испытывал при этом: радость ли или испуг, это не суждено было узнать никому!