Катенька была девушка с характером, но даже ей приходилось туго в таком переплетении личных проблем. Она до смерти боялась отца и небезосновательно полагала, что состоятельное семейство просто не позволит ей связать свою судьбу с человеком, что называется, «из низов». Нормальная семейная трагедия эпохи начального накопления капитала. Отсюда и эта идея о монастыре.
Отец Василий не был настолько глуп, чтобы не видеть: энергия и жизнелюбие этой девушки настолько велики, что удержаться в строгих рамках монастырского устава ей будет сверхсложно. Да и не было в ней настоящей, глубоко внутренней тяги стать «невестой Христовой». Протеста – выше крыши, отчаяния – хоть отбавляй, желания сбежать от проблем – полно, а вот веры маловато. Потому и объяснял ей все, как мог: и уставные положения цитировал, и основы христианской науки пытался донести... Без толку. Катерину как заклинило.
Она начала готовиться к своей новой судьбе со всем пылом молодой нерастраченной женской энергии. Наизусть учила псалмы, вставала с постели и заканчивала день с Новым Заветом в руках, купила словарь христианских терминов... Но каждый новый день в ее глазах появлялось все больше отчаяния и протеста, уже и не поймешь, отчего. И вот на тебе! Открылся «ларчик».
– Уважаемый Роман Григорьевич, – покачал травмированной о бандитское лицо головой отец Василий. – Если вы хотите взаимопонимания с дочерью, то вам с этого и надо начинать, а не бросаться с кулаками на ее духовника.
– Брось, поп! – нетерпеливо отмахнулся Роман. – Буду я с ней разговоры разговаривать! У меня дел невпроворот, а тут еще она со своими бабскими закидонами! Ты лучше скажи, чего ей не хватает!
– Это она должна вам сказать сама.
– Но ты же знаешь?! – то ли спросил, то ли возразил Роман. – Ты скажи, внакладе не будешь!
– Вы хотите, чтобы я нарушил великое таинство православной церкви? – усмехнулся отец Василий. – Таинство покаяния человека перед богом?
– Только не надо мне мораль разводить! – разозлился Роман. – А то я не знаю, что все вы, суки, на ментов да на чекистов работаете!
Он тут же спохватился, но слово вылетело. Теперь священник имел полное моральное право встать в позу.
– Я не работаю, – покачал он головой, – ни на ментов, ни на чекистов, ни на вас, Роман Григорьевич. Но дело даже не в этом. Просто пока вы не поймете, что дело не в других, а в вас самих, не желающих услышать своих детей, вы не поймете ничего. Умейте выслушать своих детей и по-христиански простить их, что бы они вам ни поведали... И все будет иначе.
Это был красивый финал. Священник многозначительно кивнул головой и тронулся к двери мимо оцепеневшего авторитета.
Но выйти он не успел. По коридору, прямо по направлению к нему двигался молодой курчавый парень, которого только вчера повязали во дворе священника. Священник непроизвольно напрягся и отошел в сторонку, пропуская парня в гостиную. Но Сережа застрял в дверях, прямо напротив отца.
Они стояли и смотрели один другому в глаза, не отрывая и не опуская взгляда, долго, очень долго.
– Ты что делаешь, щенок? – сглотнул отец.
– А что? Все нормально, – пожал плечами сын.
– Ты знаешь, сколько бабок я мусорам отстегнул, чтоб они, суки, про килограмм героина забыли? – спросил отец.
– Я бы и сам вышел, – тряхнул головой сын.
– Лет через шесть вышел бы, – согласился отец. – У кого товар брал, у Козыря?
Сережа молчал.
– Ладно, я с ним отдельно поговорю, – откашлялся Роман. – Только объясни мне, а то я что-то не въезжаю, тебе что, бабок не хватает? Сколько тебе надо?
– Не надо мне твоих денег, – выдавил Сережа.
– Ах, ну да! – язвительно засмеялся Роман. – Как это я забыл?! Тебе же свое дело надо... Так бери! Хочешь бригаду? Базара нет, отдам; лишь бы кишка не лопнула! Что молчишь? Не хочешь с братвой вязаться?! Боишься, что пацаны тебе на твое место сразу покажут?! Так заткни язык в ж... и делай, что тебе говорят! Щенок!
– А ты меня своей братвой не пугай... – тихо проронил Сережа. – Мне вообще ничего твоего не надо.
– Ты видел, батюшка? – призывая попа в свидетели, нервно вздохнул Роман. – Ему ничего отцовского не надо! А то, что я, блин, день и ночь для него горблюсь, чтоб грязной работой сынок не занимался, это, значит, ничего?! Это можно?! И штаны за сто баксов носить можно, и курточку за полторы штуки!
Глаза Романа побелели, он подлетел к сыну и схватил его за ворот.
– Ты почему допустил, чтоб тебя повязали?! Сколько тебя учить можно?!
– Поп меня сдал! – заверещал Сережа. – У него во дворе повязали!
– Что?!
Они произнесли это вместе: и отец и священник. И тут до Романа что-то начало доходить. Похоже, он получил дополнительное доказательство своей уверенности в том, что все попы стукачи.
– Так-так, батюшка... Что ты там насчет моего сынка говорил? Сам в это дерьмо влез? Так?
– Так, – кивнул отец Василий и немного отодвинулся, как раз на расстояние вытянутой руки.
– Так это ты его сдал?
Роман выпустил взмокшего от страха сына из рук и начал медленно надвигаться на священника. Отец Василий изготовился.
Роман рывком схватил его за ворот, и отец Василий ответил тем же. Они сцепились и, не подпуская один другого к себе ни на сантиметр, так же рывками закружились по комнате.
– Тебе не говорили... Сережа... – глядя Роману прямо в глаза, спросил священник, – что иногда... за базар отвечать... приходится?
Сережа молчал. Роман тоже. Но в глазах отца что-то дрогнуло.
– Если мужчина... – священник прижал Романа к стене, – не отвечает... он, как бы... не до конца... – Роман развернул его вокруг себя и ударил в какую-то дверь, – не до конца мужчина...
Роман стиснул зубы еще крепче.
– Тебя, наверное, не учили, – с презрением закончил отец Василий. – А жаль.
Роман отпустил его так же резко, как и схватил, в два прыжка оказался возле сына и взял его за ворот.
– Давай! – приказал он. – Тебе предъявили.
Сережа растерялся.
– Поп меня сдал, – упрямо повторил он.
– Ты конкретно говори, – уже успокоился священник.
– Не встревай! – оборвал его Роман и снова повернулся к сыну. – Ты понял, что я тебе сказал?
«Бедная Катерина! – покачал головой священник. – Ну и семейка! Псих на психе!» Он уже видел, как права была его молодая прихожанка, когда клялась, что найти общий язык с ее отцом – дело почти немыслимое. Так оно и было.
Роман принялся размеренно стучать Сережу головой о стену, требуя конкретики, а отец Василий стоял, смотрел и тихо молился о том, чтобы господь или вразумил неразумных, или прекратил это тупиковое, бессмысленное, изначально «мужское воспитание». Хотя, пожалуй, он сам его и спровоцировал...
– Ты слышал, что я тебе сказал? – шипел отец, но ответом ему был только тупой стук сыновьей головы о стену.
– Хватит, па, – прозвенел от двери знакомый голосок, и все трое мужиков одновременно повернулись.
Это была Катерина.
– Хватит.
Катерина подошла, оторвала багровые от напряжения отцовские руки от воротника осоловевшего от воспитательного процесса братишки, и отец Василий подумал, что, наверное, Катя не права и не так уж мала ее власть над ситуацией в семье. И если отец послушал ее сейчас, как знать, может быть, послушает и потом?
– Что вы здесь делаете, батюшка? – повернулась к священнику Катерина.
– Что-что?! – со страданием в голосе передразнил ее отец. – Тебя обсуждаем, вот что!
– А Сережка тут при чем? – вытолкнула залитого слезами старшего брата в дверь Катерина.
– Это наши дела, – угрюмо отозвался Роман. – Мужские...
Отец Василий с облегчением вздохнул и направился к выходу. Острый семейный кризис миновал, и он мог снова заняться своим делом. «Ну, Катька, ну, дает девка!» – сокрушенно качал он головой, хотя сам же понимал, что родителей не выбирают, и уж Катькиной вины в том, чья она дочь, нет.