Промышленную территорию «Плиты», через которую лежал путь от крытой стоянки к офису, Топилин обычно пересекал не глядя. Но сегодня рассматривал с тихой радостью. Словно знакомое местечко, на которое выбрел после долгих блужданий по лесу. Хоть здесь покой и никаких происшествий. Распахнутые ворота цехов, побеленные вкривь и вкось бордюры, пристройка бассейна с силуэтами разноцветных пловцов (первый директор комбината был заядлым пловцом и пытался спортом одолеть пьянство), даже дылды-гладиолусы, высаженные в две шеренги заботливыми руками немолодых бухгалтерш, — все излучало надежность и покой. Внешний вид бывшего КСМ — комбината строительных материалов, который когда-то был поглощен кооперативом «Плита», остался нетронут с тех самых пор.
Пройдя через приемную в свой кабинет, застал Тамару перед столом, с веером документов, подготовленных к очередному тендеру. На этот раз в Разъезде.
— Здравствуйте.
Положила документы на стол. Рядом конверт.
Частенько обходится без имени-отчества. Не балует. На ней новый пиджачный костюм. Винного цвета. Ее пристрастие к красному неистребимо. Зато от ядреного кумача добрались наконец до оттенков.
Старательно отводит взгляд.
«Узнала, — догадался Топилин. — Стало быть, тихо не получится».
— Здравствуйте, Тамара.
— Кофе?
— Чай с лимоном. Два. Есть разговор.
Решил обсудить с ней сразу. Чтобы не болтала. Хотя, наверное, толку от ее молчания — чуть. Коль скоро слухи поползли, противостоять этому бессмысленно.
— Я без лимона буду. Можно?
Выложила последнюю стопку бумаг на стол, пошла заваривать чай.
Тома — как переходящее красное знамя — досталась им в начале года от обанкротившегося банка «Любореченский торговый». Позвонил человек от Белова, того самого, с которым когда-то неплохо наварились в обменниках, попросил пристроить хорошую девочку. Девочку пристроили. Бывшего секретаря, толковую Таню Бычкову, пришлось уволить. Сам протеже Белова, некто Леонид Филиппов, остро переживая банкротство «Любореченского торгового», уехал залечивать душевную рану в Москву.
С первого дня работы в «Плите» Тамара выглядела потерянной. Тоскующей. Впечатление производила тягостное. Переспрашивала, искала намеков там, где их не было. Названивала Лене по межгороду, перестукивалась с ним в аське, когда у того случалось настроение и время ей отвечать. Топилин ловил на себе ее унылые взгляды, в которых читалось: эх, не тот человек, — и старался лишний раз не выходить в приемную.
В почтовике письмо, пришло на общий адрес — запрос из газеты «Вечерний Любореченск»: а правда ли, что учредитель и руководитель ООО «Плита» сбил насмерть человека?
Что ж, деловые авралы, может, и в прошлом — но забот с проклятым ДТП будет предостаточно. Не хватало еще, чтобы в газетах началась свистопляска.
После армии не сразу пришел к Антону. Поначалу пытался вскарабкаться сам. Схватился за первое, что подвернулось, — начал работать сапожником в кооперативе. Никто из тогдашних его коллег, впрочем, не называл себя сапожником, а свою продукцию — обувью. Клеили кроссовки, звались «затяжщики» — по ключевому действию производимой операции, заключавшейся в натягивании обувного верха на испод смазанной клеем стельки. Плохо обутый и много ходивший постсоветский народ сметал те кроссовки сотнями пар за выходной.
Топилин на всем экономил, копил. Но примерно раз в две недели выбирался в бар «Интуриста», присматривался к тем, кто успел схватить за хвост удачу в многообещающем бедламе, в котором сам он пока довольствовался статусом затяжщика. В «Интуристе» заметил однажды Антона, но не подошел. Подглядывал издали, как размашисто гуляла бойкая блатная компания. Азартно сорили деньгами, смеха ради поглумились над залетными командированными, которые спустились из номеров, чтобы поужинать, но ушли несолоно хлебавши ввиду несовместимости интуристовских цен с командировочным бюджетом.
Судьба лоха, осмеянного и несытого, с которой у него на глазах смирялись миллионы, Топилина не устраивала. Работал на износ. К концу рабочего дня от паров ацетона — смазанный клеем верх нужно было размягчать, разогревая над рефлектором, — голова превращалась в булыжник, глаза переключались в режим «тоннельного» зрения. В какой-то момент Топилин вызвался еще и торговать кроссовками по выходным. Брал под расписку несколько десятков пар, отправлялся автобусом в какую-нибудь областную дыру. Каждый выезд приносил до месячного заработка.