Наклонившись, он поцеловал Тристана в уголок рта.
— Любой был бы счастлив заполучить тебя в свою команду.
— Шшш. Что ты делаешь? — Тристан отстранился, его глаза заметались по сторонам как у бешеной белки. — Здесь всё ещё полно народу с работы. Кто-нибудь догадается.
— Может... — Рави сделал глубокий вдох. — Может, меня это устраивает.
— Что? — Тристан так резко развернулся, что едва не вылетел из кресла. — Ты сам говорил, что не можешь встречаться с коллегой.
— Я знаю, что говорил. Но ты должен признать — эта связь между нами, похоже, никуда не исчезнет.
— Это так, — согласился тот, но при этом казался несчастным.
— Я не хочу прекращать видеться с тобой, — Рави решился продолжить разговор, хоть тот и не предвещал ничего хорошего. "Кто не рискует, тот не пьёт шампанское, и всё такое". — Я пытаюсь сказать что... ты мне не безразличен. И не думаю, что это изменится.
Его сердце стучало так, словно ударные тарелки, и Рави отвёл взгляд в ожидании ответа Тристана.
— Ты... ты мне тоже не безразличен, — голос Тристана звенел, словно стеклянные поплавки, которыми украшена веранда.
— Хорошо, — Рави с облегчением вздохнул. — Я не предлагаю пойти к остальным и сделать какое-то громкое объявление...
— Боже, нет, — на его взгляд, Тристан слишком быстро и рьяно с ним согласился.
— Но, если люди обо всём догадаются, мы просто сделаем вид, что в этом нет ничего такого.
— А если всё пойдёт наперекосяк?
— Будем решать проблемы по мере поступления. Сейчас я не хочу думать о финале наших отношений. Лишь об их начале, — Рави позволил себе посмотреть на Тристана и сжал его руку. На него снизошло странное спокойствие, все переживания прошлой недели сменились решимостью приложить максимум усилий, чтобы у них всё получилось.
— Я... — Тристан издал такой звук, который был больше похож на предсмертную агонию какой-нибудь птицы, нежели на человеческую речь. — Я не уверен.
Рави вздохнул. Ему следовало ожидать подобной нерешительности. Возможно, он и справился с собственными сомнениями по поводу служебного романа, но это не значило, что у Тристана они волшебным образом испарились.
— Послушай. Одна из причин, почему я заговорил об этом сейчас, в том, что для одного мероприятия мне нужна пара, и я хочу, чтобы это был ты.
— Ты хочешь позвать меня на свидание? На настоящее публичное свидание?
— Тристан. А что мы, по-твоему, тут делаем? Да, именно этого я и хочу.
— Ох.
— Тринадцатого числа будет благотворительный гала-вечер, на котором меня будут награждать.
Тристан отстранился от его прикосновения, но пока он не заговорил, Рави не осознавал, насколько ему хотелось услышать "да", хотелось, чтобы они и, правда, могли пойти туда вдвоём. Но вместо этого тот прошептал:
— Я не могу.
Глава 21
Тристан потёр руки в попытке восстановить кровообращение в конечностях, которые будто придавило мешками льда.
— Ты имеешь в виду, что не хочешь, — голос Рави звучал прохладнее, чем полуночный бриз.
— Нет, я имею в виду то, что сказал. Я не могу. У моей матери тринадцатого какой-то грандиозный благотворительный вечер по сбору средств. Не говори никому на работе, но она баллотируется на пост губернатора, и я должен присутствовать там, когда она объявит об этом.
— Погоди-ка. Твоя мать выдвигается на пост губернатора? Нашего штата?
— Да.
— Твоя мать... судья с консервативными взглядами, которая интересуется политикой... святая корова, твоя мать Ирэн Лили-Джонс? — Рави говорил медленно, словно пытался решить какое-то сложное уравнение.
— Да, — Тристан не удивился, что тот знает её имя. Любой, кто также политически активен как Рави, слышал его по новостным каналам.
— Как же я раньше не понял? Как? — он обращался скорее к самому себе, нежели к нему.
Возможно, потому что я не хотел, чтобы ты понял.
— Мне следовало сказать тебе обо всём раньше.
— Твоя мать — та женщина, которая помешена на бессмысленных консервативных ток-шоу? Та, кто в прошлом году выразила ярый протест против закона о запрете дискриминации по религиозным признакам и для кого является нормой увольнение человека лишь потому, что у него ВИЧ?
— Она самая, — произнёс Тристан устало. Он рассчитывал на большее понимание с его стороны. Ему казалось, что их отношения достигли такого уровня, когда он мог бы открыть всю правду, чтобы при этом между ними всё осталось бы по-прежнему. Он ошибался. Как всегда.
— И это она, та, кто изводит тебя за то, что ты гей? — Рави покачал головой.
— Да, понятно? Да. Я думал мы с тобой... достигли взаимопонимания по поводу наших семей, — Тристан не смог сдержать боли в голосе.
— Так и есть, так и есть, — это прозвучало скорее рассеяно, нежели искренне, из-за чего горло Триса буквально сдавило. Рави сделал неопределённый жест, прежде чем продолжил: — Так она хочет, чтобы на сцене ты стоял рядом с ней? Похвастаться своей идеальной семьей?
— Что-то типа того, — спину Триса сковало напряжением. — И ей нужно, чтобы я... не светился, пока идет её кампания, — лучше одним махом вывалить всю ужасающую правду.
— Трис. Если ты хоть каким-то образом будешь причастен к её кампании, это будет выглядеть так, словно ты поддерживаешь её позицию.
— Это не так...
— Именно так. Это одобрение политики, которая призвана унизить и дискриминировать тебя.
— Это не моя позиция, но моя семья. Я не могу это изменить.
— Ты можешь не идти.
Тристан поднялся и отошёл подальше.
— Ты совсем меня не понимаешь.
Рави последовал за ним к перилам веранды.
— Как ты можешь говорить такое? Ты потрясающий парень, подавляемый паршивой ситуацией в семье. Пора освободиться.
— Или что? Ты не захочешь быть со мной? — все красивые слова, что Рави произнес ранее, теперь казались пустым звуком.
— Я этого не говорил.
— Тебе и не надо было. Ты такой же, как Патрик. Тебе недостаточно того, что я лю... забочусь о тебе. Ты хочешь, чтобы я возглавлял парад, размахивая флагом, в точности как ты.
Рави обнял его со спины.
— Это нечестно и ты это знаешь. И прекрати сравнивать меня со своим бывшим. Дело не в том, что нужно мне, а в том, что нужно тебе. В том, чего ты заслуживаешь. И ты достоин того, чтобы не отказываться от собственной жизни ради человека, который не считает, что ты в праве претендовать на такие элементарные вещи как медицинское обслуживание или работа.
— Я уже говорил раньше: я — всё, что у них есть, — голос Тристана надломился. Боже, он ненавидел это.
— Почему ты так отчаянно пытаешься заменить им своего брата?
— Потому что я был там, понятно? Я был там, — то, что он подавлял долгие годы, вырвалось наружу, заставив его задыхаться и дрожать.
— Ты был там?
— У Марии был выходной. Дерек должен был не спускать с меня глаз, но вместо этого позвал друзей и все напились. Они захотели поехать за мороженым. Я... я не остановил их. Единственное, что я сделал, так это сказал, что он не может оставить меня дома одного.
— О, детка, — голос Рави упал, он обхватил Тристана руками. — Ты не можешь винить себя в этом.
— Но я знаю, что они винят меня. Почему я не остановил его? Почему умер не я? Я получил всего лишь пару царапин. Даже ни одного шрама не осталось. Погиб тот, у кого был потенциал, ум, социальные навыки. Так что, как видишь, я, возможно, не идеальный, но, по крайней мере, могу быть тем, с кем можно появиться на сцене.
— Я понимаю, правда, понимаю, — Рави не выпустил его из объятий. — И это замечательно, но ты не можешь прожить свою жизнь как мученик. Он не хотел бы этого для тебя.