Тьму, которая тут же отступила, вырвав из жизни неизвестный промежуток времени.
Очнулся в ярко освещенном белом помещении и пристегнутым к какому-то столу, поставленному под углом градусов двадцать к полу. Что-то держало горло и конечности. Я сначала дернулся, неудачно попытавшись вывернуться, но потом сообразил, что передо мной было большое, во всю стену, зеркало. Наверное, чтоб мне было удобнее видеть ход процедуры.
Там отражался я. Одежды на мне не было, а на шее имелось приспособление похожее на то, которое фиксирует голову и позвоночник при переломе. Только от него вверх, к потолку шли разноцветные провода и прозрачные трубки. По двум трубкам бежала, судя по цвету, кровь. Руки ноги и туловище перехватывали широкие лямки, фиксируя мое положение и не давая упасть со стола-стенда. Я еще раз дернулся.
— Не стоит, — произнес голос, в котором я узнал куратора, — во-первых не получится, а во-вторых сломаете аппарат, умрете.
— Что вы собираетесь делать? — сдавленно произнес я.
Устройство мешало говорить, стискивая челюсть и горло.
— Процедуру преображения. Не бойтесь, процедура уже отработана, процент смертности очень низкий.
Почему-то меня это не успокоило. Сердце забилось и перехватило дыхание.
— Отпустите.
— Идиот. При успешной процедуре вас автоматически включат в экипаж транспортника. Вы будете жить.
— Отпустите, — еще жалобнее протянул я.
— Если вас это успокоит, — раздался вдруг женский голос, — мы все стоим в очереди на процедуру. Извините профессора. Мы за последние два года действительно работали только со смертниками и обезьянами. Это наложило некоторый отпечаток. И не беспокойтесь. Процедура согласована на самом высоком уровне. Все легально. Вы нам нужны.
— Фашисты, что бы вы не задумали, вы фашисты. Опыты на людях без их согласия.
— Время такое, — ответил куратор, — некогда сюсюкаться и бумажки марать. Вам дали почти стопроцентную гарантию, вместо стандартного отбора в технический персонал с конкурсом триста человек на место, или контракта, отдающего вас в рабство после разморозки. Если разморозка пройдет успешно и не сделает вас идиотом. Вы первый, вам и льготы будут и привилегии. Всего-то нужно потерпеть операцию.
— Что меня ждёт?
— Вот сейчас точно не скажу, — ехидно произнес куратор, — я же фашист, как вы изволили выразиться.
Я замолчал, вспомнив как сам рассуждал недавно о безжалостном времени.
— Начинайте, — наконец слетело с моих губ.
— А мы уже начали. Минут пять назад. Наномодули введены в организм.
— Я ничего не чувствую.
— Мы блокируем нервы, идущие к преображаемым участкам, а то от болевого шока умрете.
Я начал напряжённо всматриваться в зеркало. Прошло где то с полчаса, пока не увидел первые проявления работы нанопреображателей. По ногам потела кровавая каша. Больно не было. Было страшно.
— Что это? — задал я вопрос.
— Процедура уничтожает всё ненужное при сжатии вашего организма. Сейчас измельчается и выводится пищеварительная система.
У меня затряслись руки и губы. Я не понимал всего, что происходит. Я не понимал, что предстоит. Не знаю, что они говорили про устойчивую психику, но мне казалось иначе.
— Я же не смогу жить без этого, это нужно, — голос был настолько тихим и жалостливым, что показался чужим.
— Сможете. Мы подключили вас к системе жизнеобеспечения. Мы называем её синтплацентой. По аналогии с тем, что есть у млекопитающих. Ведь эмбрионам не нужны органы для поддержания жизни, пока они привязаны к материнскому организму. Например, питание поступает вам с кровью извне.
Мне ничего не оставалось как лежать и смотреть. С потолка свесился манипулятор, и несильной струей стал аккуратно смывать с меня бурую жижу. Попав на пол та, в свою очередь смывалась в отводные канавки потоком воды со слабым химическим запахом.
Я хотел спросить, сколько это будет продолжаться, но захлебнулся кашлем. Изо рта начала вытекать такая же кровавая жижа. Дышать не получалось, и меня охватила паника. Руки судорожно напряглись в тщетной надежде вырваться и вцепиться в прибор, сдавливающий горло.
— А это ваши легкие, — прозвучал голос куратора, — они вам тоже не понадобяться. А дальше будет самое зрелищное, если пожелаете я сделаю вам копию записи. Но предупреждаю, это натуральный фильм ужасов.
Я переборол панику, несмотря на то, что дышать не получалось, удушья я не чувствовал.
'Фильм ужасов' начался через час. С меня начала сползать кожа вместе с желе подкожно-жировой ткани, обнажая голое мясо. Иногда в разрывах тканей я замечал серебристые ручейки. То самое 'серебро', которое вколол куратор. Нанопробразователи. Кожа отпадала лоскутами сантиметров по пять шириной начиная с ног и закачивая лицом. Видимо в трубках было какое-то успокоительное, и я с отрешенностью наблюдал за живым пособием по анатомии распятом на пластиковом ложе.