— Стоять!
Ага, сейчас. А потом куда? За серьёзные правонарушения давно уже не садят, а продают корпам. Кто-то говорит, что на таких преступниках ставят опыты, кто-то утверждает, что пускают на органы. Хотя, зачем на органы, если ту же почку или печень можно вырастить в лаборатории абсолютно здоровой из твоего же генного материала? Наверное, всё-таки на опыты. Но узнавать это я не планирую.
— Стой, сука!
Отталкиваюсь и прыгаю в окно.
Мысленно говорю спасибо тому, из-за кого живая изгородь, призванная украшать серые коробки человейников, превратилась в пружинящие заросли, доходящие почти до второго этажа. Кто бы ты ни был: муниципальный служащий, проведший в ведомостях работы как выполненные, но присвоивший деньги, или работяга, подсевший на наркоту и забивший на стрижку кустов, спасибо тебе.
Не успеваю сгруппироваться и ломаю собой ветки, чувствуя, как что-то впивается в тело, царапает кожу, понимая, что падать — так же просто, как в игровом пространстве. Только больно по-настоящему.
Скатываюсь с примятой зелёной изгороди и бегу вдоль неё, уже слыша свист двигателя патрульной машины над головой, представляя, как облизывает землю луч прожектора за спиной. Преодолеваю двадцать метров до мусорных баков и ничего умнее, чем спрятавшись за их корпусами, зарыться в смрадный мусор в мою голову не приходит.
Я думаю о том, что предпринять дальше, слыша свист неспешно приближающейся воздушки и видя луч прожектора, подбирающийся всё ближе к бакам, когда с другой стороны улицы раздаётся истошный женский визг.
Луч прожектора замирает на мгновение, затем патрульная машина, накренившись, разворачивается и уплывает на крик. А спустя несколько мгновений, пока я всё ещё пытаюсь успокоить беспорядочно скачущие мысли, кто-то зовет меня, шипящим полушёпотом:
— Цивил. Игант, — пауза и снова: — Игант. Го сюда.
Чёрт, да это ж моя новая знакомая!
Осторожно выбираюсь из-под наваленного на себя смрадного хлама и выглядываю за край бака. Знакомый силуэт коротко машет мне рукой из-за стопки экзопластиковых плит, которые, видимо, когда-то давным-давно привезли сюда, чтобы построить детскую игровую площадку между двумя человейниками. Или просто застелить ими прогулочные дорожки.
— Быстро! Давай!
Перебегаю под прикрытием темноты к плитам и девчонка, схватив меня за руку, тащит в сторону, противоположную той, откуда доносился визг.
— Эра с Линдой отвлекут, — говорит она на ходу. — Слышал, как визжали?
— Ага.
— А я, блин, знала, что не такой уж ты и цивил, — тянет она меня за собой по ступеням вверх. — Это ж на тебя сагрились?
— Ага.
Петляя коридорами, мы проходим человейник насквозь и оказываемся на другой стороне улицы. Не отпуская моей руки, девушка тянет меня через лабиринт таких же неимоверно разросшихся насаждений, как те, в которые я падал несколько минут назад.
— У нас человейники квадратами стоят. Поэтому, когда полисы подтягиваться начали, я сразу о тебе подумала. Чужаки здесь редкость. А ты не похож на заблудившегося, — без умолку тараторит она. — А пошел туда, где неместному ловить нечего. Я и подумала, что не такой уж ты и простенький.
Мы обходим ещё одно здание, касающееся углом своего близнеца-человейника, проскальзываем в узкий проход, образованный плохо состыкованными блоками, и оказываемся на параллельной улице. Где-то над головой, в сторону того здания, из которого я унёс ноги, тоскливо посвистывая, пролетает полицейская воздушка.
— Так короче.
Лилит, сворачивает в проулок, одна сторона которого — жилой комплекс, а вторая, если я правильно понимаю, где мы находимся, — забор пищевой фабрики. Я покорно иду за ней, но интересуюсь:
— Куда ведёшь?
— Из квартала, — объясняет девушка. — Тут, если что-то случается, всегда столпотворение полисов. Слетаются из соседних кварталов. Район-то неблагополучным считается. Кошмарят всех без разбора.
Проулок озаряется светом фар и из-за поворота в него вплывает патрульная машина, удерживающаяся всего в полуметре от земли. Девчонка реагирует мгновенно, прислоняясь к стене и притягивая меня к себе за грудки. Со стороны это должно выглядеть так, будто мы целуемся. Возможно, полисы так и думают, потому что воздушка проплывает мимо, даже не озаботившись осветить нас прожектором.
Мы смотрим друг другу в глаза. И я вижу в её зрачках азарт и любопытство.
— Воняешь, как помойка, — легонько отталкивает меня девушка, когда полисы удаляются.
— Так ты меня из неё и достала.
— Нам сюда, — командует она, пересекая дорогу и отгибая лист ржавого металла в заборе. — Здесь пищевая фабрика, охраны почти нет, в основном железяки вдоль цехов.
Следующие полчаса мы пересекаем фабрику, огибая здания и стараясь не попадаться на глаза немногочисленным людям, суетящимся на территории.
В конце концов, Лилит подводит меня к очередной дыре в заборе и, когда мы пролезаем через неё, говорит:
— Лицо у тебя знакомое, но я спрашивать не буду, кто ты и настоящее ли имя мне назвал. А вот, за ускорителями надумаешь обратиться — Спрашивай Лилит. Я обычно по клубам, но для тебя сделаю исключение.
Я киваю и мы расстаёмся.
Короткая память на ненужные события — это нормально. Ещё год назад моё лицо мелькало практически в каждой рекламе киберигровых турниров. А потом я завалил один из них. У меня, конечно, была причина. Но тех, кто делал ставки, это абсолютно не волнует. В таких случаях забвение приходит раньше, чем популярность успевает иссякнуть.