— Значит, смотри, — объясняю я Арлу. — Я не знаю, рабочие датчики там стоят или нет. Может быть, это ещё с довоенных времен, когда помещения были складами. Но будь добр идти за мной след в след. Усёк?
— Ага, — кивает он.
— Сейчас ждём, когда проедет турельник и через площадку за вон ту кучу железа, — я киваю на унылый остов бывшего когда-то тентованным грузовика. — За ним остановимся и переждём. Турели ездят стабильно, и мы вроде бы успеваем, но лучше перестраховаться.
— Ага, — снова кивает Арл.
Сторож уже в который раз появляется на привычном маршруте, привычно замирает, привычно вертит турелью и привычно скрывается за зданием.
Подбираю паука и командую:
— Пошли.
Пригнувшись, пересекаем открытое пространство, обходя или перешагивая валяющийся под ногами хлам. Прячемся за остовом машины в ожидании очередного захода напичканного электроникой сторожа.
— Слушай, Бакс, а «кусака» — это больно? — вдруг спрашивает Арл, крутя пальцем возле своей щеки, будто повторяя контуры моего ожога.
— Нет, блин, щекотно.
Я вижу, как заставка на настенной доске на одно короткое мгновение немного смещается вправо и тут же становится на место. Если не знать, что это должно произойти, то и не заметишь. Я — знаю. Поэтому замечаю. Это значит, что монтировка со своей задачей справилась. Теперь моя очередь справляться.
Карты занимают места в ячейках. Итальянец начинает перегруппировываться. Ну, что ж, думаю я, начнем с него. Однако, начать я не успеваю. Парень с ирокезом подскакивает со своего места, бьёт Арла в висок, от чего тот слетает с кресла и падает на пол.
— Я хуею с этой наглости! — восклицает ирокез, торопливо доставая из внутреннего кармана жилетки револьвер. — Эти клоуны пытались нас поиметь на нашей же территории! — кричит он и направляет револьвер на меня.
— Надо же! — ухмыляется итальянец, мгновенно оказываясь рядом со мной и прижимая невесть откуда взявшуюся «кусаку» к моей щеке. — Не подскажешь, почему я не удивлён?
Если шокер в его руке вывернут на максимум, то разряд сделает мои мозги слегка непригодными для восприятия реальности. И в лучшем случае, я мгновенно сдохну. В худшем — буду ходить под себя, улыбаясь каждый раз, когда это делаю.
Ирокез подходит к десктопу на стене, отдаёт несколько команд, и игровое поле сменяется топологией созданной нами сети. А я понимаю, что продолжать строить из себя лома бессмысленно.
В левой части доски светятся логи, наглядно показывающие: что, когда, через кого. В логах до сотой доли секунды расписано, когда монт перебрался с моей доски на десктоп итальянца, когда сливался на настенник. Видно и когда он заменял собой серверного крупье. Отдельной колонкой светятся данные о том, как монт компоновал карты.
— Вы, бля, видели? Я хренею от такой наглости!
Чёрт. Ирокез, оказывается, их спец по сетям. И пока я самонадеянно запускал монт-программу в эту маленькую сеть, он не только играл, но и мониторил ситуацию.
— На. Хрена? — интересуется ирокез, делая шаг к лежащему на полу Арлу и пинает его. — На. Хрена? На. Хрена? На. Хрена?
Каждое «на» и каждое «хрена» сопровождается ударом. Арл не сразу догадывается свернуться в позу эмбриона, поэтому два или три раза носок ботинка ирокеза врезается парню в лицо. А я не нахожу ничего лучше, чем сказать:
— Это моя тема. Он не в курсе.
Щёку обжигает разряд. Перед глазами яркими брызгами во все стороны разлетаются цветные пятна.
— Тебя не спрашивали, — говорит итальянец.
— Но он действительно…
Ещё один разряд не даёт мне закончить. Пока я мотаю головой, приходя в себя, итальянец подкручивает регулятор мощности, ещё раз подносит «кусаку» к моей щеке, нажимает на кнопку и держит, как мне кажется, бесконечно долго. До тех пор, пока я не начинаю кричать во всю глотку. Только тогда итальянец отключает «кусаку» и повторяет ещё раз:
— Тебя не спрашивали.
Я киваю, чувствуя, как печёт правую щёку, чуть ближе к виску.
Ирокез хватает Арла за шиворот и тащит через всё помещение к креслу, в котором сижу я.
Сидевший тихо в углу комнаты шестой игрок встаёт и подходит к нам. Это Йун Бо — дирижёр криминальной среды восточного сити. О том, как он появился в наших краях и занял своё место в преступном мире, ходит много историй. Каждая из них приукрашена, но во всех есть кое-что общее — жестокость и бескомпромиссность, с которой он вёдет свои дела.
— Ты же знал, куда шёл, — говорит Йун утвердительно.
Я молчу, глядя ему в глаза.
— Знал, но не отказался от затеи, — добавляет он.