Потом он открывал глаза, и не оставалось ничего, кроме равнодушия.
Мандельброт, тушкой распластавшись у него на груди, замурлыкала. Рассеянно поглаживая ее, Ахилл вызвал утреннюю статистику. Ночь выдалась сравнительно спокойной: внимания заслуживали разве что на удивление безрассудные беженцы, попытавшиеся прорвать Североамериканский периметр. Они подняли парус под покровом темноты, вышли с Лонг-Айленда на переоборудованном мусоровозе в час-десять по Атлантическому Стандартному. Еще через час заинтересованные лица из евроафриканских кругов уже боролись за бабки, решая, кто же осуществит «вынужденную ликвидацию». Беглецы едва миновали мыс Код, когда алжирцы (алжирцы?) их сняли.
Система даже не стала поднимать Дежардена с постели. Мандельброт потянулась и отправилась на утренний обход. Освободившись, Дежарден встал и зашлепал к лифту. Шестьдесят пять пустующих этажей плавно ушли вниз. Всего пару лет назад здесь гудел улей антикризисного центра: тысячи оперативников на Трипе, вечно подвешенных на тонкой ниточке над нервным срывом, с холодной бесстрастной бережливостью распоряжались жизнями и легионами. Теперь все это принадлежало ему одному. После Рио многое изменилось.
Лифт выплюнул его на крышу УЛН. Соседние здания выстроились подковой, теснясь на границе расчищенной зоны. Статическое поле Садбери, задевавшее брюхом крыши самых высоких зданий, осыпало руки Дежардена мурашками.
Лучи встающего солнца подожгли руины поверженного царства.
Опустошение было не полным – пока еще не совсем. Города на востоке отчасти уцелели: вооружившись, огородившись стенами и без конца отражая претендующих на их земли захватчиков. Там, где конфликты не исчерпали себя, все еще клокотали линии фронта: одна-две даже стабилизировались. На континенте сохранились островки цивилизации. Их было не много, однако война продолжалась.
И все потому, что пять лет назад женщина по имени Лени Кларк восстала с океанского дна, и в крови ее бурлила жажда мести пополам с Бетагемотом.
Дежарден перешел посадочную площадку и встал на краю крыши. Пока он мочился в пустоту, над обрывом поднималось солнце. Сколько перемен, размышлял он. Сколько ярусов катастроф во имя нового равновесия. Его владения от планеты сжались до континента, подпаленного с краев. Кругозор, некогда вмещавший бесконечность, теперь ограничивался побережьями. Руки, обнимавшие прежде весь мир, были ампутированы до локтей. Сам по себе Североамериканский сегмент Сети отсекли от прочих, словно электронную гангрену; Ахиллу Дежардену приходилось иметь дело с мертвеющей массой.
И все же во многих отношениях он был сейчас могуществен, как никогда. Да, территория уменьшилась, но меньше стало и тех, с кем доводилось ее делить. Он теперь был не столько командным игроком, сколько единоличником. Не то чтобы об этом многие знали…
Впрочем, кое-что не изменилось. Формально он все еще был сотрудником УЛН, ну или тех останков организации, какие еще сохранились на земном шаре. Мир давно повалился набок – во всяком случае, близлежащие его части, но обязанности Дежардена остались прежними: минимизировать ущерб.
Вчерашние локальные пожары сегодня преобразились в пылающие преисподние, и Дежарден всерьез сомневался, что их теперь вообще возможно потушить, но он был из тех, кто мог хотя бы сдерживать их наступление. Он все еще оставался правонарушителем – смотрителем маяка, как он назвал себя в тот день, когда они наконец смилостивились и позволили ему остаться, – и сегодняшний день будет похож на все остальные. Предстоит отражать атаки и разоблачать врага. Какие-то жизни прервутся во имя спасения других, более многочисленных или более ценных. Надо будет уничтожать болезнетворных микробов и поддерживать имидж.
Повернувшись спиной к восходящему солнцу, он переступил лежащее под ногами женское тело, нагое и выпотрошенное. Эту женщину тоже звали Элис.
Он попытался вспомнить, совпадение это или нет.
Бета-макс
Мир не умирает, его убивают. И у убийц есть имена и адреса.
Контратака
Все начинается со звука в темноте. Дрейфуя по склону подводной горы, Лени Кларк готовится к неизбежному расставанию с одиночеством.
На таком расстоянии она совершенно слепа. «Атлантида» с ее подвесными рамами, маячками и иллюминаторами, истекающими в бездну размытым светом, осталась в сотнях метрах позади. Достаточно далеко, чтобы не мигало никаких сигналов, чтобы огоньки на каналах инженерных сетей и наружных хранилищах не загрязняли мрак. Линзы на глазах могут использовать для зрения малейшую искорку, но не способны создать свет там, где его не существует. Как здесь. Три тысячи метров, триста атмосфер, три миллиона килограммов на квадратный метр выжали из мироздания все до последнего фотона. Лени Кларк слепа, как последний сухопутник. За пять лет на Срединно-Атлантическом хребте она успела полюбить слепоту.
1