Вот как сейчас.
– Пропусти ее, Хан. – Его голос звучит спокойно и ровно, тело расслаблено.
С другого конца коридора доносится стон – и что-то с шумом ломается.
Йегер, фыркнув, отталкивает Седжер. Та с кашлем приваливается к стене.
– Ты тоже с нами, – обращается Лабин к Роуэн, которая скромно держится за полосатой лентой. И к Йегеру: – Если ты, конечно, не против.
– Дерьмо, – сплевывает Йегер. – Да плевать мне.
Он сжимает и разжимает кулаки – судорожно, словно под током.
Лабин кивает.
– Иди, – небрежно бросает он Кларк. – Я помогу Хану держать оборону.
Это, конечно, Нолан. Кларк, подходя к медотсеку, слышит ее рычание:
– Ах, так ты еще и обделался, чертов педик…
Кларк протискивается в люк. В ноздри бьет кислая смесь страха и фекалий. Да, Нолан, и на подмогу вызвала Кризи. Кляйн отброшен в угол, избит и весь в крови. Может, пытался встать на пути, а может, Нолан пыталась его вынудить.
Джин Эриксон наконец-то пришел в себя и скорчился на столе, как зверь в клетке. Растопыренными пальцами он упирается в изолирующую пленку, и та растягивается, будто невероятно тонкий латекс. Чем сильнее рифтер напирает, тем больше сопротивление: он еще не до конца вытянул руку, а мембрана уже достигла максимальной прочности – вдоль линий сопротивления расцветают маслянистые радуги.
– Твою-то мать, – рычит Джин, опускаясь на место.
Нолан, присев, по-птичьи склоняет голову набок в нескольких сантиметрах от окровавленного лица Кляйна.
– Выпусти его, птенчик.
Кляйн плюется кровью и слюной.
– Я же сказал, он…
– Не подходите к нему! – Седжер вламывается внутрь, словно последних пяти лет – и пяти минут – и не было вовсе. Не успевает она дотронуться до плеча Нолан, как Кризи отшвыривает ее к переборке.
Нолан стряхивает воображаемую грязь с места, которого коснулась рука Седжер.
– Голову не повреди, – приказывает она Кризи. – В ней может быть пароль.
– Так, все. – Хоть у Роуэн хватило ума остаться в коридоре. – Быстро. Успокойтесь.
Нолан фыркает, мотает головой.
– А то что, обмылок хренов, ты охрану вызовешь? Прикажешь нам «очистить помещение»?
Белые глаза Кризи разглядывают Седжер с расстояния в несколько сантиметров. Эти глаза над ухмыляющимися бульдожьими челюстями грозят бессмысленным и бездумным насилием. Говорят, Кризи умеет обращаться с женщинами. Нет, с Кларк он шуток не шутил – как правило, с ней вообще никто не связывается.
Роуэн заглядывает в открытый люк, лицо у нее спокойное и уверенное. Кларк видит мольбу за этой самонадеянной маской. Первое побуждение – не замечать ее. Ногу раздражающе покалывает. Кризи за плечом чмокает губами над Седжер. Его рука зависает у нее над подбородком. Кларк его игнорирует.
– В чем дело, Грейс?
Нолан хищно улыбается.
– Нам удалось привести его в чувство, но тут Норми, – она рассеянно толкает Кляйна в лоб, – наложил на стол какой-то пароль. Мы не смогли опустить мембрану.
Кларк оборачивается к Эриксону.
– Ты как себя чувствуешь?
– Они со мной что-то сделали. – Джин кашляет. – Пока я был в коме.
– Да, сделали. Спасли его… – Кризи бьет Седжер головой о переборку. Седжер умолкает.
Кларк не сводит глаз с Эриксона.
– Когда шевелишься, кишки не вываливаются?
Он неуклюже поворачивается, показывая ей живот: мембрана натягивается на голове и плечах, словно амниотический мешок.
– Чудо современной медицины, – говорит Джин, укладываясь лицом вверх. Ну да, все внутренности на месте. Свежие розовые шрамы на животе дополнили старые, те, что на груди.
Судя по всему, Джеренис Седжер, очень хочет что-то сказать. А Дейл Кризи, похоже, очень хочет, чтобы она попыталась.
– Пусть говорит, – распоряжается Кларк. Кризи чуть ослабляет хватку. Седжер смотрит на Кларк и не раскрывает рта.
– Ну так что? – торопит ее Кларк. – Похоже, вы его нормально заклеили. Три дня прошло.
– Три дня, – повторяет Седжер. Из-за давления на горле ее голос выходит тонким и гнусавым. – Его почти начисто выпотрошили, а ты думаешь, трех дней достаточно для выздоровления?
Собственно, Кларк в этом уверена. Ей уже приходилось видеть искромсанные и разбитые тела: она видела, как многорукие роботы собирали их заново и помещали в раны тонкие электрические сетки, которые так ускоряли заживление, что это выглядело бы чудом, если бы не стало таким привычным. Трех дней более чем достаточно, чтобы прийти в себя. Швы, может, еще малость кровят, но держатся, а в невесомом черном чреве глубины времени на поправку будет сколько угодно.