Однако под непрозрачными глазами Нолан играет улыбка.
– Привет, Лени!
– Привет, Грейс. Думаю, хорошо бы нам поговорить.
Нолан забрасывает в рот стручок: гладкая черная амфибия кормится в пышной зелени древнего болота. Жует она, пожалуй, дольше, чем необходимо.
– Насчет…
– Насчет «Атлантиды». И твоих анализов крови. – Кларк переводит дыхание. – И твоих претензий ко мне.
– Боже мой, – возражает Нолан, – к тебе никаких претензий, Лен. Бывает, люди ссорятся. Ничего особенного, не принимай все так всерьез.
– Ну и ладно. Тогда поговорим о Джине.
– Конечно. – Нолан, выпрямившись, снимает с переборки стул и раскладывает его. – А заодно про Сала, Лайджа и Лани.
«Уже и Лани?»
– Ты думаешь, виноваты корпы?
Нолан пожимает плечами.
– Я этого не скрываю.
– И откуда такие выводы? Нашла что-нибудь в крови?
– Мы пока собираем образцы. Кстати, Лизбет обосновалась в медпузыре, можешь сдать анализы. По-моему, сто́ит.
– А если ничего не найдете? – интересуется Кларк.
– Я и не жду, что найдем. Седжер не так глупа, чтобы оставлять следы. Но как знать.
– Ты же понимаешь, что корпы, возможно, ни при чем?
Нолан откидывается на спинку стула, потягивается.
– Милочка, сказать не могу, как я удивлена, что слышу такое от тебя.
– Тогда дай мне доказательства.
Нолан с улыбкой качает головой:
– Вот тебе для примера. Скажем, ты плаваешь в водах, где водятся акулы. Здоровенные гадины с треугольными плавниками кишат вокруг, разглядывают тебя, и ты понимаешь: не рвут на части только потому, что у тебя наготове дубинка, а они знают, что дубинка вытворяет с такими рыбинами. Так что они держатся на расстоянии, но от этого ненавидят тебя только сильнее, правда ведь? За то, что ты уже убивала им подобных. Эти акулы далеко не глупы, но очень злопамятны. Так вот, плывешь ты себе среди всех этих холодных мертвенных глаз и зубов, и видишь… скажем, Кена. Вернее, то, что от него осталось. Обрывок кишки, половина лица, опознавательная нашивка, плавающая среди акульих туш. Ну и как, Лен, сойдет такое за доказательство? Или ты скажешь: нет, это ничего не доказывает, я ведь не видела, что тут произошло. Скажешь: давайте воздержимся от поспешных выводов…
– Довольно паршивая аналогия, – тихо говорит Кларк.
– А по-моему, охрененная.
– И что ты намерена делать?
– Я могу сказать, чего я делать не намерена, – заверяет ее Нолан. – Не стану сидеть спокойно, полагаясь на доброту корпов, пока все мои друзья превращаются в падаль.
– Тебя об этом кто-нибудь просит?
– Пока нет. Но думаю, скоро попросят.
Кларк вздыхает.
– Грейс, я прошу, ради нас всех…
– Да пошла ты на хрен, – резко перебивает Нолан. – Тебе насрать на всех нас.
Словно кто-то щелкнул выключателем. Кларк изумленно разглядывает Нолан, та отвечает ей пустыми глазами, дрожа в припадке ярости.
– Хочешь знать, какие у меня к тебе претензии? Ты нас продала! Мы уже почти покончили с этими акулами. Могли выпустить им кишки через глотки, а ты нас остановила, дрянь поганая.
– Грейс, – пытается вставить Кларк, – я понимаю твои чув…
– Ни хрена! Ни хрена ты не понимаешь!
«Что же с тобой делали, – гадает Кларк, – как довели до такого?»
– Мне тоже от них досталось, – тихо говорит она.
– Еще бы. И ты-то за себя рассчиталась, скажешь, нет? И, поправь меня, если я ошибаюсь, ты попутно угробила немало невинных, разве не так? Плевать тебе на них было. И, может, тебя это не особо волнует, но из-за твоего крестового похода погибло и немало наших, рыбоголовых. На них тебе тоже было плевать, лишь бы отвесить пинка кому следует. Отлично. Ты расквиталась. А остальные-то еще ждут, а? Мы ведь не собираемся даже скашивать миллионы невинных, мы всего лишь хотим добраться до уродов, которые нас натянули, – и вот именно ты приползаешь сюда, как цепная собачка Патриции Роуэн, чтобы сказать, что я не в своем праве? – Нолан с отвращением мотает головой. – Я не понимаю, как мы позволили остановить себя тогда, и уж точно не позволю остановить теперь.
Ненависть расходится от нее инфракрасными лучами, Кларк даже удивляется, что листья не чернеют, не загораются от этого жара.
– Я думала, мы сумеем разобраться, потому и пришла, – говорит она.
– Ты потому пришла, что проигрываешь, и знаешь это.
От этих слов под ложечкой у Кларк стягивается холодный узелок гнева.
– Ты никогда и не думала ни в чем разбираться, – рычит Нолан. – Ты всегда стояла на своем. Я – Мадонна Разрушения, я русалка долбаного Апокалипсиса, я буду стоять в сторонке и устанавливать правила. Только на этот раз оползень пошел не в ту сторону, милашка, и ты струсила. Испугалась меня. Так хоть избавь меня от дерьмового альтруизма и дипломатии. Ты просто пытаешься усидеть на своем жестяном трончике, пока он не развалился. Хорошо поговорили!