— Спроектированные вами стропила такой формы невозможно найти в Москве. Их можно было сделать только по специальному заказу, — оправдывался Карбонье.
— Так в чем же дело? Кто мешал вам заказать их в Замоскворечье на фабрике Витали! — кричал на подчиненного разгневанный Бетанкур; он был маленького роста, почти на полторы головы ниже Карбонье. — Я спрашиваю?!
— Мешали сроки, — сухо отвечал генерал-майор.
— Какие сроки?! — все больше и больше распалялся испанец. — А то, что конструкция уже через год может развалиться, — это вас не смутило? Вы ведь инженер!
— Но мы не могли не закончить Манеж к приезду Его Императорского Величества.
— Строить прежде всего нужно качественно, а уж потом думать о сроках. А если вы не можете построить качественно и в срок — не беритесь! То, что вы устроили, — позор! Кровля Конногвардейского экзерциргауза через год развалилась! А через пять лет весь Манеж придет в негодность. Это вас не волнует! Главное — закончить строительство в срок. Как это по-русски.
— Что по-русски? — взволнованно переспросил Лев Львович.
— Mais, n'est pas rien de mot[1], — угрюмо ответил Бетанкур: как истинный испанец, он быстро вскипал, но так же быстро остывалРазговор шел по-французски. Бетанкур, прожив в России уже девять лет, по-русски так и не заговорил. Ему некогда было изучать столь трудный язык, к тому же Российская империя переживала золотой век русского дворянства, и в окружении Бетанкура, за редким исключением, все безукоризненно говорили по-французски. Августин де Бетанкур владел ещё двумя языками — родным испанским и английским. Его жена была англичанкой, и они, как правило, дома говорили по-английски, но, когда приходили гости, переходили на французский.
В 1824 году конструкцию Бетанкура в Манеже снова пришлось исправлять. Состоялся конкурс на декоративное убранство экзерциргауза. Свой проект, кроме архитекторов Томанского и Бове, по совету Бетанкура представил и Огюст Монферран. Его композиция с аллегорической фигурой богини победы Ники на фоне атрибутов воинской славы заняла первое место. Комиссия была в восторге от работы Монферрана, однако, как часто бывает в России, решение вынесла в пользу Осипа Бове, чей проект оказался более дешев и прост в исполнении.
Огромное здание Манежа, по занимаемой территории не уступающее площади Сан-Марко в Венеции, расположилось между Кремлем и Московским университетом и завершило таким образом новый, классицистический облик послепожарной Москвы. Экзерциргауз символизировал победу русского оружия над Наполеоном.
Главный архитектор Государственной комиссии для строений, знаменитый московский зодчий Осип Бове в 1825 году отделал Манеж лепными и штукатурными украшениями. С 1831 года здесь регулярно устраивались концерты и народные гулянья. Выступали Иоганн Штраус и Гектор Берлиоз. Однако строительные просчёты Карбонье постоянно давали о себе знать, а через сто десять лет легендарные фермы Бетанкура потребовали уже серьезного инженерного вмешательства. В 30-х годах XX столетия под них поставили подпорки, что сразу изменило исторический облик Манежа и резко ухудшило зрительное восприятие внутреннего пространства здания. Сделано это было не случайно — трехметровой длины балки ферм просели на метр. Не сломались, а именно просели, вытянулись: «хирургическое» вмешательство стало неизбежным.
Интересный факт рассказал один архитектор, исследовавший Манеж в 70-х годах XX столетия. Оказывается, чтобы на века сохранить деревянные конструкции, Бетанкур предложил засыпать на чердак махорку слоем 1,5 метра и таким образом спасти перекрытия как от влаги, так и от грызунов и насекомых. Махорку растащили во время Великой Отечественной войны, однако ещё в начале 70-х годов прошлого века по всему чердаку ощущался сильный запах табака.
В 1957 году в Манеже открылся Центральный выставочный зал. Именно здесь Никита Сергеевич Хрущев назвал художников-авангардистов «пидарасами», ознаменовав таким способом рождение эпохи советского неофициального искусства.
В самом начале XXI века Манеж попал в «группу риска»: он оказался в списке архитектурных шедевров, которые московские власти намеревались подвергнуть капитальной реконструкции. Но кому должен был достаться этот лакомый кусок в самом центре столицы, где квадратный метр жилой площади стоил больше 10 тысяч евро? Манеж только полезной площади имел более 9 тысяч квадратных метров. Таким образом, речь шла как минимум о 100 миллионах евро. За реконструкцию Манежа стали бороться сразу несколько строительных и архитектурных компаний.