15 мая 1824 года в отставку ушёл министр духовных дел и народного просвещения князь Александр Николаевич Голицын, друг детства великих князей Александра и Константина, бессменный участник их забав и игр. Ещё недавно князь, так же как и Аракчеев, был самым доверенным лицом Государя. Если Аракчеев приезжал к императору каждый день с докладом в семь часов вечера и проводил у него не менее двух часов, то Голицын имел высочайшее позволение являться к Его Величеству к десяти часам утра и пребывать с Государем в течение нескольких минут. Больше Александр I в это время вообще никого не принимал. Все важные документы для подписи к царю могли попасть только через двух этих людей.
И вот 15 мая 1824 года из них остался только один. Аракчеев и так был всемогущим фаворитом, а с этого дня стал единственным. Все должны были заискивать перед ним, а кто этого не делал, как Бетанкур, например, отправлялись в отставку. При этом Аракчеев, в отличие от Мануэля Годоя, за своё покровительство не требовал денег. Напротив, как сказали бы сегодня, он был чужд коррупционной составляющей. Но он хотел и добивался, чтобы все решения, касающиеся государственного правления в Российской империи, проходили через его руки. И такое положение вещей вполне устраивало Александра I, признавшегося в интимной беседе своей матушке, что «Аракчеев — это второе Я, но об этом никто не должен догадываться».
НЕВСКИЙ ПРОСПЕКТ
Раньше Бетанкур никогда не ходил пешком по улицам Санкт-Петербурга. В России это было не принято для человека в чинах. Единственный, кто позволял себе пешие прогулки по городу, был царь.
Карета существовала не только как признак богатства, роскоши, но и как предмет первой необходимости. Поэтому Бетанкур постоянно пользовался ею. Но, живя на новом месте около Невского проспекта, он стал иногда позволять себе ходить пешком. Ему даже стало интересно наблюдать за людьми из общества, гуляющими по улице. Казалось, что они не так уж и многим отличаются от тех, что гуляли по мадридскому бульвару Прадо или улице Алкала. «С развитием цивилизации обязательно исчезнет и национальный колорит», — думал Бетанкур, глядя на прохожих: многие из них были итальянцы, французы, немцы, поляки, шведы… Около некоторых витрин, слабо подсвеченных северным заходящим солнцем, он останавливался и рассматривал товары.
На углу Невского проспекта и Большой Морской располагалась бакалейная лавка, в её витрине с особым изяществом были разложены фрукты: яблоки, ананасы, лимоны, португальский виноград, киви, турецкие гранаты, итальянские груши, сливы и мандарины. Цены были очень высокие, но люди всё равно умудрялись покупать фрукты. Рядом с бакалейной лавкой разместился только что отремонтированный зоомагазин, где Бетанкур увидел клетку с канарейками. Первым желанием его было купить птиц и выпустить на волю, но он сообразил, что в холоде они быстро погибнут. Птицы напомнили ему Канарские острова, где вдвоём с братом они ловили их и продавали английским морякам.
«Может быть, этих птичек тоже поймали какие-нибудь мальчишки с моего любимого Тенерифе», — подумал он, стоя на Невском проспекте и мысленно представляя Атлантический океан, побережье острова, когда спускаешься с дороги в сторону усадьбы Рамбо-де-Кастро.
Однако наслаждаться далёкими пейзажами Канарских островов Бетанкуру долго не пришлось. На углу Большой Морской и Невского проспекта с ним поздоровался его ученик, недавно окончивший Институт Корпуса инженеров путей сообщения, Николай Осипович Крафт, в будущем один из главных технических организаторов (в соавторстве с Павлом Петровичем Мельниковым) проекта двухпутной железной дороги Петербург — Москва, открытой в 1851 году.
Николай Осипович рассказал Бетанкуру об их общем знакомом мсье Газане, выпускнике Парижской политехнической школы, зачисленном в Институт Корпуса инженеров путей сообщения в 1820 году, но волею случая оказавшемся на Кавказе и принимавшем участие в строительстве Военно-Грузинской дороги под началом генерала Ермолова. Николай Осипович находился в переписке со своим другом, регулярно сообщавшим о развитии дорог в Кавказкой губернии, не забывая упомянуть при этом, что политическая ситуация на юге России складывается так, что русско-персидская война в ближайшем будущем неизбежна. Всё это очень интересовало Бетанкура — от этого зависело финансирование проектов в Петербурге.
ДОМ НА БОЛЬШОЙ МОРСКОЙ
Августин Августович пригласил Крафта к себе домой — продолжить беседу в кабинете, а затем и за чаем. В квартире Бетанкура Николай Осипович обмолвился, что совсем недавно Александр I посетил с инспекцией Институт Корпуса инженеров путей сообщения. Все друзья и знакомые тщательно скрывали это от Бетанкура. Генерал-лейтенант тут же с большой дотошностью начал допытываться у Крафта, чем был вызван визит и как он проходил. Николай Осипович понял, что совершил ошибку и расстроил учителя, но отступать было поздно. Крафт признался, что у него с собой опубликованный рескрипт, предназначенный Его Королевскому Высочеству главноуправляющему путями сообщения герцогу Александру Вюртембергскому. Он достал из кожаной папки, оставленной у лакея в передней, личное письмо императора, разосланное по всем служебным ведомствам Петербурга.