— А над людьми? — поинтересовался Фёдор.
— А что над людьми? — закатил глаза Маничаров. — Люди — грязь. Только прикажи — бабы новых нарожают. Где Пиррон?
— Иностранца принимает, — пояснил помощник управляющего, пряча в штаны ладонь, когда-то помятую колесом мортиры и оттого всегда скрюченную.
— Какого иностранца? Родственника? Гнать всех дармоедов в шею. Чтобы духу их в моем доме не было.
Сорокалетний Маничаров, тяжело пыхтя, поднялся по широкой мраморной лестнице на второй этаж, шумно задев коленом кресло, обитое голубым гризетом, опрокинул его на пол и, скользя по инкрустированному паркету, прошел вдоль трельяжа. Слуга в ливрее, держа в одной руке канделябр с шестью свечами, распахнул перед ним дверь в столовую, где за овальным столом, накрытым белой скатертью, сидел Августин Хосе Педро дель Кармен Доминго де Канделярия Бетанкур-и-Молина.
— Августин, — подпрыгнув от восторга и радостно разведя руки в стороны, закричал Маничаров. — Я вас уже пятые сутки жду. Николай Петрович Румянцев справлялся о вас. Как вы? Как доехали?
На потолке пухлые купидоны, оседлавшие дельфинов, увидев такую трогательную встречу, затрубили в раковины и принялись весело кружить вдоль берегов озера, в центре которого возвышалась мраморная стела.
— С мелкими приключениями, — бодро встав из-за стола и дружески обняв хозяина, ответил Бетанкур.
— Что вы пьете? — удивился Маничаров. — Клюквенный морс? Какая гадость! Они вам даже пива не предложили? Шампанского! — повелительно крикнул он управляющему.
— Позвольте, но какое шампанское в столь ранний час? — смутился Бетанкур.
— Какой ранний? — удивился Манучаров. — У меня ещё вечер не кончился, да и вы, я вижу, после дороги не спали. Ты что стоишь? — накинулся он на Пиррона. — Не слышал, что я сказал. Шампанского!
Принесли шесть бутылок французского шампанского без этикеток, явно доставленных в Россию контрабандным путем через Англию или Голландию.
— Сегодня во дворце князя Юсупова кастраты из Флоренции великолепно пели арии на слова аббата Метастазио, — проговорил Маничаров. — А вы любите музыку?
— Люблю, — недолго подумав, ответил Бетанкур.
— А какую? — стал допытываться Пётр Макарович, отпивая из хрустального бокала первый глоток шампанского.
— Барочную. Плейеля, Гайдна…
— В России барочную музыку почитают за дурной вкус. — И неожиданно признался: — А мне вот нравится, как играют кобзари.
— Кто такие кобзари? — полюбопытствовал Бетанкур.
— Украинцы, они играют на кобзе — щипковом инструменте, очень красивом.
— Вроде балалайки?
— Нет, скорее гуслей. А когда приедет ваша жена с детьми? — заботливо поинтересовался Маничаров. — Если не ошибаюсь, у вас их трое?
— Четверо, — ответил Бетанкур. — Каролина, Аделина, Матильда и четырёхлетний Альфонсо. Ожидаю, что в Петербурге они будут в марте.
— Тем же маршрутом, что и вы?
— Думаю, да. На голландском корабле до Ревеля, а там в почтовой карете через Копорье в Петербург.
— Девка нужна? — совсем неожиданно для Бетанкура поинтересовался Маничаров.
— Зачем? — удивился испанец.
— Как зачем? — не понял Пётр Макарович. — Пока жена не приехала — нужду справить. Только вчера из Пензы мне трех совсем молоденьких и ещё не испорченных прислали. Сам ещё не пробовал. Уступаю.
— Слышал, скоро царь у вас собирается крепостное право отменить, — поинтересовался Бетанкур.
— Собирается, — согласился Манучаров. — Сперанский даже реформу готовит, но ничего у них не выйдет.
— Почему?
— Потому что первый крепостник в России — православная церковь, а своих крестьян и землю она никому не отдаст.
— Ну, так отберут, как сделали во Франции, — предостерег Бетанкур.
— Вот когда отберут, тогда и отберут, а пока свою собственность попы даже царю отдавать не намерены… Ну, пора и спать, — посмотрев на часы и сильно зевнув, сказал Пётр Макарович. — Сегодня вечером за ужином или за обедом потолкуем обо всем. А вы письмо от Бреге привезли?
— Должен был привезти, — осерчал Бетанкур, — но оно осталось в украденном саквояже.
ПЕТЕРБУРГ
Год назад Августин де Бетанкур уже приезжал в Петербург по приглашению князя Румянцева, чтобы познакомиться с городом и оценить свои перспективы. Первый визит в Россию испанский генерал назвал «tentar el vado»[2]. Внимательный читатель газеты «Санкт-Петербургские ведомости» 19 ноября 1807 года мог прочесть следующее: «Из Гродно, гишпанской службы генерал Петанкур, живет в трактире “Париж”».