— Кабинет мэра настроен резко против нас, — сказал Гордон. — Как и городской совет. И газеты. И я уже выслушал точку зрения губернатора. Подозреваю, будет еще хуже.
— Уже сейчас оказывают большое давление, чтобы переправить Гарсиа в другой город, — посетовал Чэмберс, — но кто, если он в здравом уме, примет генерала после всего, что здесь произошло? Гарсиа — федеральный заключенный, но если общественное давление станет невыносимым, — а оно с каждым днем становится все заметнее, — много шансов за то, что они сдадут позиции и отправят генерала самолетом на Кубу.
— Этого-то я и боялся, — сказал Бэтмэн. — Впрочем, как вы знаете, есть альтернатива.
— И не помышляйте об этом, — отрезал Чэмберс. — Мы не можем передать вам Гарсиа. Даже, если мы инсценируем похищение, что в точности, как мне думается, произошло с нашим свидетелем, — добавил он, косо поглядев на Гордона. — Моя служба висит на волоске, это именно так. И не только моя, поверьте. Если б дело было исключительно в этом, вам бы удалось меня уговорить. Но если Гарсиа попадет к вам в руки, средства массовой информации и его проклятые адвокаты придут в бешенство. Нет, Гарсиа останется в максимальной безопасности в федеральной тюрьме, и давайте забудем об этом.
— В таком случае, у нас не так много времени, — подвел итог Бэтмэн. — Полагаю, нам всем пора трогаться. Было приятно поговорить с вами, мистер Чэмберс. Спасибо, что пришли. Комиссар…
Брюс повернулся и шагнул к деревьям, растворившись среди теней.
— Как вы думаете, черт возьми, куда он пошел? — спросил Чэмберс.
Минутой позже на его вопрос ответило наполнившее воздух высокое по звуку жужжание, и Чэмберс с Гордоном увидели взлетающий Верлбэт — складной одноместный вертолетик, состоящий не больше чем из сиденья, пропеллера и двигателя, притянутого к пилоту ремешками.
— Будь я проклят, — процедил Чэмберс. — Вы только взгляните! У этого парня технических безделушек больше, чем в фильмах про Джеймса Бонда!
— Благодарите Бога, что он на нашей стороне, — сказал Гордон.
— Слышу, — сказал Чэмберс. Он с изумлением покачал головой. — Мне кажется, что я наконец-то начинаю понимать, какие чувства вы к нему испытываете. Он действительно… — Его голос оборвался, пока он подыскивал слова, чтобы поточнее выразить свои мысли.
— Нечто особенное? — предложил Гордон.
— Да, — согласился Чэмберс, кивая. — Он на самом деле нечто особенное. Только… сделайте мне одолжение, комиссар. Никому не рассказывайте обо всем этом. Хорошо? Сомневаюсь, что мое начальство могло понять.
— А вы думаете, мое сможет? — спросил Гордон.
Чэмберс улыбнулся.
— И долго мне придется торчать в этом забытом Богом месте? — спросила Рэчел Моррисон, откинувшись на спинку кровати. Не считая полинявшей красной водолазки и пары черных ажурных колготок, на ней практически ничего не было. Она возлежала на постели в одной из тех нарочито рассчитанных соблазнительных поз, которые с первого взгляда кажутся случайными — одна нога вытянута вперед, другая — согнута в колене, а рука покоилась на нем с незажженной сигаретой. Ее волосы раскинулись в привлекательном беспорядке, падая на плечи и закрывая часть лица. Она выглядывала из-под темной вуали волос с видом изощренной распутницы; но если она рассчитывала обольстить таким способом Альфреда, то она очень глубоко ошибалась.
В конце концов, Альфред многое взял от жизни, прежде чем Уэйн Манор стал его постоянным домом. В те далекие, прекрасные дни своего обучения у «Кати», как британские актеры часто называли между собой Королевскую академию театральных искусств, он повидал более чем достаточно привлекательных и чуть одетых молодых женщин. А в молодости он обладал не меньшим обаянием, чем сейчас, и в свое время, пользовался потрясающим успехом у слабого пола. Шокировать Альфреда было не просто, да он и не относился к тому сорту людей, чьи гормоны непременно одерживают верх. Кроме всего прочего, он был достаточно стар, чтобы годиться этой молодой женщине в дедушки, и к тому же, он был принципиальным и порядочным человеком. Он абсолютно не реагировал на ее полуобнаженный вид, и просто достал зажигалку и поднес ее девушке.
— Вы вовсе не обязаны торчать здесь, мисс, — ответил он, когда она наклонилась с сигаретой к огоньку зажигалки. — Как вы уже знаете, если вам хочется выйти отсюда в Бэткейв, вам стоит только позвонить по телефону, как вы только что сделали.
Она раздраженно вздохнула.
— Это я знаю, — сказала она. — Я имею в виду, как долго я обязана оставаться здесь? Кроме того, от этих чертовых летучих мышей у меня мурашки бегут по коже.
— На самом деле они совершенно безобидны, мисс, — сказал Альфред, которого она знала только как «мистера Джонса». Под этим псевдонимом он скрывал свое настоящее имя. Он также изменял свой истинный голос, разговаривая с ней с безупречным бостонским акцентом. — Они очень полезные создания. А что касается продолжительности вашего пребывания здесь, насколько я понимаю, это зависит от того, когда назначат суд над генералом Гарсиа. Вы здесь для вашей собственной безопасности, как вы знаете.
— Почему вы это делаете? — неожиданно спросила она, и Альфред даже слегка опешил от ее очевидной непоследовательности.
— Простите, делаю что, мисс?
— Во-первых, зовете меня «мисс». Во-вторых, подносите мне зажигалку, когда у меня самой есть зажигалка, и вы это знаете.
— Ну, если забыть, что курение — крайне вредная для здоровья привычка, хотя я стараюсь не навязывать другим свою точку зрения, меня всегда учили, что поднести леди зажигалку — это просто признак хорошего тона, так же как пододвинуть для нее стул или открыть дверь… такого сорта вещи.
— Но зачем? Вы думаете, женщины такие беспомощные?
— Совсем нет. Я просто верю, что к женщине подобает относиться с уважением.
— Вы верите? И сделали бы тоже самое для мужчины?
— Почему бы и нет? Мир становится намного приятнее, когда люди вежливы друг к другу.
Она фыркнула, выпустив облачко дыма.
— Боже, мистер Джонс, вы поистине нечто необычное, вы знаете об этом?
— И в чем это, по-вашему, заключается? — вежливо спросил он.
— Я хочу сказать… вы входите, а я почти раздета… но вы даже не пялитесь на меня. Вы всего лишь подносите мне зажигалку и, стоя рядом, спокойно болтаете со мной, словно ничего не произошло.
— Я не того типа человек, чтобы выкатывать глаза при виде привлекательной молодой особы в нижнем белье. Кроме того, я сильно сомневаюсь, что вы серьезно намерены соблазнить меня. Мне кажется, вам просто нравится иногда шокировать людей или демонстрировать свое неприятие общепринятого.
— Вот как? Но почему вы так уверены, что мне не интересно окрутить вас?
— Ну, мне думается, что вам по силам очаровывать мужчин, которые намного моложе и намного интереснее.
Она подняла брови.
— Что вы скажете, если у меня влечение к более зрелым мужчинам?
— Это всецело ваши проблемы, — ответил Альфред. — Я, однако, не испытываю влечения к менее зрелым женщинам. Но даже если бы я был к этому склонен, я бы никогда не воспользовался своим преимуществом перед женщиной, которая находится в уязвимой ситуации.
— Вы думаете, я уязвима? Я кажусь вам уязвимой?
— Вы очень стараетесь не казаться, — заверил ее Альфред, — но, наблюдая за вашими усилиями, можно задаться вопросом, как писал Шекспир, «не слишком ли настойчиво возражает» леди?
Она нахмурилась.
— Что, черт возьми, это означает?
— О, перестаньте! Вы прекрасно понимаете, что это означает. Вы удивительно интеллигентная и образованная молодая женщина, несмотря на все ваши попытки это скрыть. Волею судьбы я знаю, что вы изучали Шекспира в колледже и очень хорошо знаете этот предмет.
— Вы видели мою студенческую карточку?! — спросила она в изумлении.
— О, да. Раз уж мы должны были провести некоторое время вместе, знаете, мне захотелось изучить вас получше. Я знаю о вас намного больше, чем вы можете предположить.
Она усмехнулась и выпустила дым через ноздри.