— Не двигайся, приказал Джек.
Гриссом остановился, глядя на направленное на него дуло револьвера. На этот раз Джек не шутил.
— Твоя жизнь не будет стоить и ломаного гроша, — бросил ему Гриссом.
— Я уже один раз умер, — сухо ответил Джек. — Это освобождает от всего. Пора и тебе подумать о подобном лечении.
Джек поднял револьвер, прицелившись прямо в сердце Гриссома, который не мог примириться с мыслью о смерти. Джек должен прислушаться к разуму. Гриссому удавалось выходить даже из худших переделок.
— Джек, послушай. Я возьму тебя в долю.
Револьвер не двигался.
— Ты сказал «Джек»? Джек умер, дружище. Можешь звать меня Джокером.
Затем Джокер снял шляпу и пальто. Гриссом предпочёл бы, чтобы он не раздевался. Перед ним был кто-то, совсем не похожий на Джека Нейпира. Кожа его была белее снега, а волосы — цвета искусственной травы. Но самым страшным был рот. Должно быть, в результате происшедшего ярко-красные губы застыли в не сходившей с лица жуткой неестественной улыбке.
— Как видишь, — снова заговорил Джек, — я стал гораздо счастливее.
Он захихикал, как сумасшедший. Когда он раздевался, его револьвер изменил положение, уставившись дулом в потолок. Гриссом знал, что это его последний шанс.
Хихиканье перешло в дикий хохот, когда Гриссом бросился к ящику стола. Хохот стал безжалостным; Джокер направил револьвер на Гриссома и выстрелил. Потом ещё и ещё раз.
Брюссу Уэйну не спалось.
Влюбиться в самый неподходящий момент!
Он смотрел на молодую женщину, лежащую рядом с ним на огромной, как королевское ложе, кровати. Это была замечательная женщина: умная, образованная и очень красивая. Её волосы разметались на подушке, переливаясь в лунном свете.
С закрытыми глазами, слегка приоткрытыми во сне губами она выглядела удивительно безмятежной, даже невинной. Сон делает нас похожими на детей, подумал он. Вики напоминала картину одного из художников-прерафаэлитов и в свете луны была ещё прекраснее, чем освещённая солнцем.
Почему судьба распорядилась так, что именно теперь она вошла в его жизнь? И это — после громадной, уже проделанной работы, после его решения отказаться от всего на свете. Наверное, думал Брюс, это и есть ответ. Возможно, режим, на который он обрёк себя, поставленная цель, дело, за которое он взялся, — всё это было слишком тяжёлой ношей для одного человека. В конце концов, у каждого есть определённые потребности. Если стараться их подавить, они всегда так или иначе возьмут своё.
Ему необходима сейчас Вики Вейл.
Дедушкины часы в холле пробили четыре утра. Брюс взглянул на свои, ручные. На них тоже было четыре. Он осторожно встал с кровати.
Она была так прекрасна.
Но у него были неотложные дела.
Он подошёл к окну и посмотрел на луну.
Танцевали ли вы с дьяволом в бледном свете луны!
Очень плохо, что он не успел сказать этих слов Гриссому, выпустив в него всю обойму. Ну да ладно. Для него начинается новая жизнь, он больше не Джек, а Джокер.
Джокер сидел, не зажигая света. Так он не видел тело Гриссома, распростёртое в углу. Нужно, чтобы кто-нибудь, кому он доверял, убрал его, — одна из обычных проблем руководителей преступного мира. Всё это скучные мелочи.
Но кабинет, который достался ему, хорош, ничего не скажешь: у Хозяина был вкус на некоторые вещи. Какой замечательный вид открывается из него на расположенный внизу сверкающий огнями город. А вверху его собственный, персональный ночник — луна, кстати, скоро снова полнолуние.
Джокер удовлетворённо вздохнул.
Готэм-Сити. Это слово всегда вызывает улыбку на моём лице.
Он бросил взгляд на стол и увидел заголовок газеты «Готэм Глоб», набранный такими крупными буквами, что он прочитал его при лунном свете:
КРЫЛАТОЕ СУЩЕСТВО БОРЕТСЯ С ПРЕСТУПНЫМ МИРОМ ГОТЭМА!
Очень мило со стороны Гриссома оставить ему эту газету, правда, она немного запачкана кровью, но прочитать вполне можно. Он взял газету и стал напевать победный мотив.
— Осторожнее, Бэтмэн, — рассмеялся он. — Подожди, пока я не принялся за них.
Этот мужчина, наверное, готов спать целую вечность? И почему он встал с кровати и перешёл на софу?
Вики была уже почти одета, Брюс же перевернулся в постели и пробормотал что-то бессвязное.
Он перевернулся ещё раз, когда она проходила мимо. Один глаз с трудом открылся и уставился на неё.