Плыли мимо дома и целые кварталы, пока, наконец, автомобиль Вейна не сбавил ход и не причалил к мокрому блестящему тротуару.
Дверца открылась, выпуская хозяина наружу.
Вики нажала на тормоз. Именно сейчас она могла выдать себя легче всего, и именно сейчас ей меньше всего хотелось это делать.
Перед Вейном лежал пустынный переулок. Блестели мокрые бетонные плиты, чуть поодаль развалился витриной на полдома пустой магазин.
Именно к нему и направился Брюс.
Вики осторожно вышла и, пригибаясь, пошла за ним.
Вот он дошел до угла, осмотрелся… Вот снова сдвинулся с места и побрел (не слишком удачное слово: люди так хорошо развитые физически, не бродят) дальше. Правильней было бы сказать, что какая-то тяжесть прилипла к ногам Вейна и мешала им отрываться от бетонного тротуара.
Шел он медленно, тяжело, почти неестественно.
Приклеившееся к ногам отражение казалось особенно ярким.
Потом Брюс остановился: Вики не могла понять причину этой задержки. Если он шел в магазин…
Нет, Вейн явно не собирался идти дальше. Он поднял свой дипломат и раскрыл его, вынимая длинный сверток. Нет, не сверток — Вики явственно разглядела бумагу, в которую обычно упаковывают цветы.
Цветы? Это было уже нечто совсем странное.
Бумага зашуршала под руками Вейна, освобождая темно-зеленые стебли, увенчанные алыми головками.
Цветков было всего лишь два. Траурное, четное число…
Вейн постоял еще немного, вспоминая о чем-то далеком и отошедшем в прошлое, но в то же время жившем в нем, и наклонился, опуская полураспустившиеся розы на блестящий бетон.
Они так и остались лежать на этом месте, когда он ушел, уводя за собой свое отражение.
Два траурных цветка — единственные яркие пятна посреди мокрого тротуара. От этого они выглядели еще трагичнее.
«Прости меня», — неожиданно для себя обратилась к Брюсу Вики. Совсем не эту тайну собиралась она высмотреть, и теперь стыдилась своей слежки.
Брюс уходил. И даже профессиональный долг не заставил бы ее пойти за ним теперь.
Вики приблизилась к оставленному букету и подняла цветы. Почему-то ей хотелось плакать над его неизвестной потерей.
Через некоторое время переулок опустел полностью.
Цветы лежали на своем месте, будто их никто не трогал. В некотором смысле они были положены сюда дважды — и мокрый бетон подтверждал это, даря им особо четкое отражение.
Через некоторое время Брюс вывел Вики на толпу ее коллег. Она и не подозревала, что мэрия находится так близко отсюда.
Ей не составило труда узнать торчащего среди толпы Нокса. «Вот так встреча!» — отметила девушка про себя. Делать было нечего — раз уж тут что-то намечалось, ей оставалось только присоединиться к общему сборищу и заняться делом.
Вслед за дождем исчез и туман. Город снова стал простым и будничным. И куда подевалась его сентиментальность, грусть и романтичность?
Шумная толпа говорила об одном: в Готэме можно только работать и работать, гоняясь за новостями.
Ждать пришлось недолго: из-за высокой деревянной двери вынырнул толстяк в дорогом костюме, и вся журналистская братия ринулась в атаку.
Вики присоединилась к ним.
Она не заметила, что за ней тоже тянулся «хвост» — невысокий, длинноволосый, но уже седоватый человек быстро нырнул за угол и навел на девушку объектив.
— Я жду не дождусь объяснения Хелди! — прокричал кто-то у Вики над ухом.
«Ага, значит вот кто сегодня — герой дня», — запомнила девушка.
— Вот он идет!
— Вижу! — кипели вокруг возбужденные голоса.
Кольцо людей, вооруженных микрофонами, фотоаппаратами и записными книжками, замкнулось.
— Так что это за документ, который вы представили мэру? — налетел на Хелди Нокс.
— Правда, что Карл Гриссем передал вам все свои предприятия? подскочил еще один журналист.
Хелди запыхтел.
— Он попросил, — начал он, — в счет одной некогда оказанной ему услуги отстаивать его интересы, пока он не вернется…
Это заявление вызвало целую бурю.
— Что это за услуга? Вы кого-то для него убили?
— Где он сейчас?
— Вы что, сидели вместе в тюрьме?
Вопросы сыпались, как град. Хелди только слегка морщился.
Из-за этой суматохи мало кто заметил, как подъехал еще один автомобиль.
Костюм вышедшего из него человека естественно смотрелся бы на маскараде или костюмированном балу, но не днем в центре города. Весело смеялось раскрашенное гримом клоунское лицо.
На этот раз клоун был не один: такой же разрисованный тип с фотоаппаратом вышел и остановился у машины, пока первый пробивался сквозь толпу журналистов к Хелди. Но вряд ли человек с такой внешностью собирался брать у преемника Карла Гриссема интервью.