Легкий шорох заставил их поднять головы.
Человек-Летучая Мышь сделал это нарочно, чтобы привлечь к себе внимание. Невозможно представить себе фигуру более фантастичную, чем та, которая предстала перед двумя окаменевшими от страха бродягами.
Крылья свисали теперь как плащ, Летучая Мышь стоял спокойно и невозмутимо, давая возможность рассмотреть себя получше.
Два острия — слишком прямых для рогов — возвышались над его головой.
Если он и не был настоящей летучей мышью, скорее всего, его следовало бы назвать демоном. Казалось, еще секунда — и на темной поверхности лица вспыхнут огнем глаза, раскрывая его сверхъестественную природу; но нет освещенный сзади силуэт был по-прежнему черен.
Это молчание не могло продолжаться долго.
Тренированной рукой Джон выхватил пистолет — нож в этой ситуации был бесполезен.
Летучая Мышь шагнул вперед.
Выстрел прозвучал невероятно тихо. Пуля ударила демону прямо в сердце — и отскочила.
Шляпа, теряя на ходу свой головной убор, обратился в бегство.
Цепенея от ужаса, Джон выстрелил еще раз.
Летучая Мышь приближался неумолимо, как злой рок. Или — как смерть.
И все же в этом демоне было что-то от человека: вместо того, чтобы испепелить Джона взглядом, превратить его в ледышку или сделать нечто подобное, Летучая Мышь ограничился сперва тем, что крепко врезал ему по морде.
Глухо шмякнулся на асфальтированную поверхность пистолет.
Его хозяину предстоял полет гораздо более длинный — ему нужно было, по мнению Бэтмена, проделать маршрут «крыша-земля».
Перелетело через край крыши и понеслось к «пункту назначения» отчаянно дергающееся в воздухе тело.
Приличное расстояние до земли не позволило расслышать звук его падения.
Шляпа метнулся в сторону — несложно было догадаться, что следующей жертвой будет он. Он не сразу понял, что его остановило и сбило с ног: Летучая Мышь послал вдогонку трос с «кошкой» в виде гребня…
Крепкие руки схватили обмякшее тут же тело.
— Довольно! — завопил обезумевший от боли и страха Шляпа. — Пощади! Не убивай!
Лицо Летучей Мыши неумолимо приближалось — уже хорошо была видна прикрывающая его до половины маска.
Вот сейчас сверкнут чудовищные острые зубы, и…
— Не убивай! — отчаянно визжал Шляпа, стараясь рассмотреть в узких прорезях маски глаза, но в них, похоже, зияла одна чернота. — Не убивай меня!
Рот Летучей Мыши приоткрылся. Как ни странно, клыков не было.
Его голос прозвучал неестественно глухо. Он шел словно откуда-то изнутри, как и положено голосу демона.
— Я и не собираюсь тебя убивать, — медленно проговорил Бэтмен, опуская дрожащего налетчика на крышу. — Я хочу, чтобы ты сделал мне одолжение — (вряд ли сейчас нашлось бы во всем мире что-нибудь, что Шляпа с радостью не пообещал бы исполнить в обмен на спасение. Однако, требования Летучей Мыши были более чем скромны). — Я хочу, чтобы ты рассказал обо мне всем своим друзьям.
Руки разжались. Почувствовав себя свободным, Шляпа попятился.
— Кто ты? — не своим голосом переспросил он.
— Я — Бэтмен, — гулко прозвучало ответ. — Человек-Летучая Мышь.
И зловещий силуэт медленно растаял в темноте.
«Если Готэм — город преступников, — может заметить кто-то, — то чем же занимаются его власти?»
Власти Готэма занимались своими прямыми обязанностями — устраивали банкеты, приемы и торжественные заседания. Одно из последних и совершалось сейчас в зале городской мэрии.
Вряд ли это знакомое всем по телепередачам действо заслуживает подробного описания. Как и все официальные мероприятия, оно было скучным и мало отличалось от прочих ему подобных. Даже шикарная закуска на столах была скучна — по ней скользили равнодушными взглядами, и даже вилки, снимающие ее с блюд, казалось, тускнели от скуки. Единственной деталью, отличавшей именно это торжественное собрание от всех прочих был большой черно-белый портрет нового окружного прокурора. Качество его (портрета, разумеется) оставляло желать лучшего — с первого взгляда усатого человека, еще довольно молодого, можно было принять за представителя белой расы. В жизни прокурор был намного темнее.
Старческое лицо мэра частично загораживал микрофон. «Отец города» выступал уже давно. Многим казалось, что его речь будет длиться вечно. Она должна была выразить суть, идею этого собрания, но, как водится, оказалась всего лишь его стандартным фоном — бесцветным и тусклым. И теперь его речь подходила к концу. Трудно было даже предположить, что этот пожилой человек говорит о вещах, искренне его волнующих (как ни странно, дело обстояло именно так).