Всё, что мог Макс, — так это кашлять.
Замечательный план Пингвина постепенно приобретал задуманные очертания. Он видел, как его талантливые друзья по «Красному Треугольнику» врывались в дома перворождённых сыновей Готема.
Вот хорошенькая сцена в изысканной собственной ванной комнате сыночка. Стены украшают овечки, маргаритки и буквы алфавита — так миловидно, что даже тошнит. Недавно начавший ходить малыш — недавно начавший ходить первенец — как раз здесь, строит зеркалу рожицы. И просто покатывается со смеху. Это самое смешное, что он когда-либо видел.
Но ой-ой-ой, что это, как не суровый голос няни за дверью?
— Билли, — говорит она, — если ты не почистишь зубы, я пожалуюсь твоей маме!
Кажется, у малыша неприятности.
Мальчик смотрит обратно в зеркало и видит, что он не один.
Гость — Леди-с-ножами — сгребла его в охапку и крепко зажала ладонью рот прежде, чем он успел вскрикнуть. А в следующее мгновение они оба исчезли.
Скоро у этого малыша уже никогда не будет неприятностей.
Что? Слишком трагично для вас? Хорошо, давайте посмотрим другую маленькую драму. Обожаемый родителями маленький мальчик сидит на подоконнике, с любопытством уставившись в ночное небо. Но кто появится в окне, если не весёлый клоун?
Мальчуган в восхищении захлопал в ладоши.
— Наконец-то волшебство молочных зубов! — И теперь, когда чудо свершилось, он крепко берётся за дело. — Что я получу?
Клоун, разглядев, что малыш и вправду потерял один из передних верхних зубов, улыбнулся ещё шире.
— Ну….самое замечательное путешествие в твоей жизни, — пообещал клоун. — Эй, пошли, малыш…
Клоун протянул руку, и маленький мальчик принял её, захваченный мыслями о предстоящих странствиях. Нет необходимости говорить ему, что это путешествие будет для него последним.
А загляните-ка сюда, в эту шикарную детскую. Младенец мирно посапывает в богатой детской кроватке, сделанной на заказ и, несомненно, из дорогих пород дерева. Но один из наших акробатов запрыгнул через окно и одним движением выхватил ребёнка из кроватки. Акробат прыгнул обратно, а малыш даже не проснулся. Но ведь должна завыть сигнализация, скажете вы. Наверно, это так, но уже слишком поздно, уже слишком поздно для всего Готем-Сити.!
Вот такие дела. Дом за домом. Первенец за первенцем.
О, скоро Великий Потоп! Все отпрыски, родившиеся первыми в семье, будут утоплены и удушены.
От Величия картины у Пингвина перехватило дыхание.
38
Макс никогда ранее не испытывал таких страданий.
Пингвин посадил его в клетку. Но не это было самым ужасным. Клетка была подвешена прямо над прудом с коричневой липкой жидкостью, источавшей острую нестерпимую вонь. Макс никогда не предполагал, что закончит свою жизнь, задохнувшись в смраде испарений! И к тому же здесь было жутко холодно! Громадный кондиционер, наверно, работал на полную мощность — вокруг всё было покрыто льдом; а искры, снопом вылетавшие из электрогенератора поблизости, почему-то совсем не обогревали помещение. Макс не желал знать, что там предотвращает слизь от замерзания, но он был уверен, что эта гадость элементарно разъест его штаны, возможно, просто съест их.
Люди Пингвина дали ему потёртое одеяло, чтобы он накинул его на плечи, но оно лишь до минимума уменьшило его дрожь. Он замёрзнет до смерти, если только Пингвин не прикончит его раньше.
Но в таком случае он может быть совершенно уверен в намерениях Пингвина.
Пингвин с длинным чёрным зонтиком в руках надменно стоял перед клеткой.
— О-о-о, — пропел птицечеловек, — это будет здорово! — Он повернулся к Максу. — Скосить весь урожай самых многообещающих… ещё до их первого… — Он указал зонтом в место позади Макса. Там пузырилось целое озеро какой-то жидкой гадости, даже более мерзкой, чем та, что окружала бизнесмена. — Ты спросишь, как я заманю их туда? — высокомерно продолжал Пингвин. Он раскрыл красно-белый зонтик. Макс отскочил в глубь клетки. Но вместо шквала пуль и ножен зонтик превратился в очаровательную миниатюрную карусель. Музыка была навязчиво знакомой. Наверно — колыбельная.
Пингвин держал чарующую миниатюру над головой, подзывая воображаемую толпу малышей.
— Маленькая акция разноцветного Пингвина, — объяснил он. — А ты будешь стоять и наблюдать, как они тонут один за другим в глубокой луже твоих же производственных отбросов. — Он снова повернулся к Максу. — Потом и ты присоединишься к ним. Ирония судьбы или поэтическое правосудие? Ты сам мне скажешь.
Но Максу было слишком холодно, чтобы беспокоиться об этом.