- Что ты чувствуешь сейчас, А.? – Х. пытался утешить её, но этим вопросом лишь ранил.
- Я чувствую себя. Худшую себя из всего, что я видела. И мне от этого больнее в сотни тысяч раз, Х.
VIII.
Х. не мог помнить того, как в то же мгновение с завершающей фразой А. вошел Прут и, даже не дожидаясь какого-либо ответа от Х., вывел его под руки. Х. не мог сопротивляться. Ни единым мускулом своего тела он не мог противостоять этой неизвестной силе, что выволокла его из темени в тьму, буквально волоча по коридору вдаль. Блики сменялись взрывами в его сознании, туман обволакивал мозг и двигал его дальше, вперед, обрывая последние связи с прошлой его жизнью. Словно молот, что со стальным рокотом опускается раз за разом на петли старой, изношенной двери, происходящее сейчас выбивало Х. из былого, из того, что уже никогда не могло бы повториться. Даже малейший шорох металлического покрытия казался Х. предвестником скользящих звуков фатального обрыва. Он не мог помнить ничего из того, лишь брести, шататься, волочиться и трепаться, но вперед, только вперед.
Еще одно мгновение, как и сотня иных – и Х. уже едва стоял напротив необъятной тьмы, к которой не мог привыкнуть глаз и которую не могла вынести совесть. Он едва качнулся на ногах, когда опора сзади пропала и шаркнула дверь, закрывая его здесь одного. Х снова качнулся вперед на нестойких ногах и пал на колени. Сил встать более не было.
- Поднимись.
Гулкое эхо гремящего голоса разнеслось по стенкам черепной коробки Х.
- Поднимись, Х.
Он не мог знать ничего. Даже того, не трюк ли это его истощенного страхом сознания.
- Поднимись и спроси меня, Х. Спроси меня. Сделай это снова и снова, пока ты не получишь достаточно!
Рык слов вонзался в его мышцы, в его кости, в его нервы, но Х. не мог сделать этого.
- Я есть тот, кого ты искал.
Х. знал его обличие еще до того момента, как фраза прозвучала до конца. Страх более не владел им.
- Я никогда не поверю, что это реально, - сказал Х.
- Тогда я заставлю тебя.
Тьма взвилась вихрем перед ним, как ему тогда казалось, и из ниоткуда ему на плечо опустилась цепкая рука, что одним резким движением подняла его за пиджак на ноги так, будто Х. был воздухом, облаченным в ткань.
- Тогда я заставлю тебя понять, что я реален. Что ты реален. Что всё пекло, через которое тебе пришлось пройти – не первое и не последнее в этой жизни.
Рука всё так же лежала на его плече, но уже мягче, легче, так, словно перед ним стоял давний друг.
- Ты настоящий сын своего города. Ты был рожден среди развалин, взращен среди плит недостроенных эпох и вырвался отсюда так, как велел себе сам. Ты есть рассказчик, наблюдатель, свидетель и противовес. Ты не лгун, трепло или реакционер, Х. Ты лучший из своего поколения, потому что ты правдив. И тебе суждено быть тем, чего ты сейчас боишься более всего – судьей этой истории.
- Кто ты? – прямо спросил Х.
- Я предшественник эпохи твоего поколения. Я лицезрел падение этих мест, и я стал их хранителем, не желая покидать своего дома. Скажи мне, Х., как часто ты видишь слабоумие и фанатизм в привязанности к этому городу? Не желание перемен, не действия во благо, не развитие, а лишь разрушение, запрет и больной страх перед простой догмой, которая гласит «Этот город умирает, а его воскрешение – в руках каждого»?
- Каждый день своей жизни. Каждый проклятый день.
- Люди не хотят отпускать своих родных отсюда лишь потому, что боятся внешнего мира. Люди хватаются за остатки лживой власти, накладывая запрет за запретом на преобразования и восстановление. Люди гниют и перегнивают в своих же оболочках, продолжая расхищать обрубки проржавелых металлических сооружений, они захватывают клочки старого и сухого бетона, накладывая на него свои печати и отметины, они стоят за стенами демагогии, уродства души и оскорбительной незаконности. Даже во времена распада всё было иначе, мальчик, тогда даже война за влияние, средства и власть была иной – честной, грубой, жестокой и смертельной. Смертельной… Сразу и навсегда. Но сейчас нет смерти, есть лишь бетонные коробки, в которых люди закрывают себя и тех, кто должен был покинуть эти места во их же благо в будущем, и в тех бетонных коробках тянется бессмысленная нить зловонной ностальгии.
- Кто ты? – снова спросил Х.
- Будучи таким же молодым, как ты сейчас, меня стали интересовать эти вопросы. Вопросы нашего города, лишь малого проявления человечества, однако неотъемлемого от целостной плиты общества. Таких людей, которые искусственно создавали себе условия и страхи для подпитки уничтожения своего родного города, я звал «бетонными принцами». Они есть властелины этой пустоши по их же мнению, жалкие правители своих клочков, которые бдят память минувших дней. Изуверы, которые уничтожили не только свою жизнь, но жизни своих близких и родных, жизни тех, кто придет после них самих. Они делают это, разрушая этот город. Разрушая свой город. Разрушая наш с тобой город, Х. И даже тогда я хуже всего умел совершать один страшный поступок – смиряться.