- Что ты сделал, У? Что ты с ней сделал? – Х. уже понимал, что ничего хорошего.
- Я схватил её за руку и ударил. Отпустил пощечину, такую, от которой она обмякла и упала, а после мне пришло в голову навалиться на неё сверху и начать месить с двух рук, пока она кое-как пыталась прикрыться от моих оплеух и ударов. Кажется, встал с неё уже тот момент, когда у неё уже была рассечена бровь и она выплевывала кровь. Я отвернулся за пачкой, желая перевести хоть немного дыхание, и пока прикуривал – меня отключило. Последнее, что помню, так это очень резкий звук удара по голове. Проснулся я уже на улице, во дворе, с разбитой головой вот в этом месте, - У. наклонил голову и показал шрам длинной сантиметров пять, обтянутый еще свежими швами. – Я кое-как дошел до больницы, благо, сотрясения не было.
- Какого черта ты ищешь её, У? Знаешь, у меня есть одна новость. Ты просто ублюдок, не думал о подобном? – Х. сам сидел на грани срыва после этой истории, с остекленевшими глазами и стиснутым в руке бокалом. Костяшки побелели от силы сжатия, а взгляд Х. словно пропиливал У. – Ты втянул меня в этот п***** после того, что сделал со своей девушкой, ни сказав ни одного слова о той ситуации! Ни слова!
- Завали пасть, Х. Просто завали. Ты своим нытьем мне ни разу не поможешь, а пока и никакими делами не помог, зато создал и себе, и мне тонну дополнительных проблем.
- Нет, сука, ты точно издеваешься. Ты знаешь какого черта С. вообще сказал нам про «Старый камень»?
- Потому что ты ему, видимо, сделал очень приятно на коленях за стойкой, - У. совсем отключил последние тормоза.
- Закрой рот и слушай. Та ночь на шестое января была полным адом. Я возвращался домой с этой стороны, хотя время уже перевалило за третий час ночи, пытаясь по пути не нарваться ни на одну из полупьяных компаний. За верхними над «Темнотой» дворами были уже отключены фонари, так что в кромешной тьме и с разряженным телефоном мне было не особо удобно идти. Изредка я сверкал зажигалкой, пуская искры и немного газа, чтобы пламенем осветить дорогу хотя бы на два метра вперед и не окунуться ногой в одну из луж. Конченая зима. На одной из вспышек в темноте вырисовался силуэт мешка, лежащего на земле. Распластавшийся по грязи и слякоти мешок костей и мяса, залитый собственной блевотиной, с пятном между ног и отсутствием пульса. Я никогда не думал, что буду пользоваться в жизни первой помощью, но пришлось. Я достал его телефон из кармана, быстро набрал в скорую и вытащил свою шапку, а после с помощью неё влез ему в пасть двумя пальцами, другой рукой разжимая челюсть. Вытащив остатки блевоты в полости, снова проверив пульс, мне пришлось делать то, что я сука никогда бы больше не повторял. Я начал откачивать этого бомжа по всем правилам сердечно-легочной реанимации, то выстукивая у него на груди ритм отбойника, то вдыхая ему в рот воздух. Когда ритм возобновился, мне пришлось перевернуть его набок и ждать машину ебаной скорой, сидя рядом с ним в его же блевоте. Я сломал ему три ребра, пока откачивал, но он остался жив. Знаешь, кто это был? Это был, сука, С. Это был тот самый С., который только что отдал мне долг за свою жизнь. Который после того случая прекратил пить и хоть немного пришел в себя. Который подставил свою собственную шкуру еще серьезнее, чтобы просто вернуть мне долг. Если об этом узнают, сдается мне, откачивать его будет бесполезно. Так вот, У., даже когда я откачивал облеванного бродягу на улице, рискуя подхватить какую-то заразу, пока вкачивал в него воздух и ощущал всё это на себе, даже тогда я не чувствовал себя настолько мерзко, как сейчас, когда ты мне рассказываешь про неё. И тем более, когда сам осознаю, что помогают такой приблуде, как ты.
У. сидел неподвижно и глухо, смотря на Х. ошарашенными глазами. Он не мог сказать ни слова, а просто втыкал на своего товарища, бессвязно и беззвучно шевеля губами.
- Я помогу тебе, потому что уже вызвался и ввязался. Но не думай, что я стану с тобой общаться после этого. Более того, У., подумай о том, чтобы спиться и захлебнуться в подворотне своей же рвотной массой. Это всё, что я желаю тебе, просто запомни на всякий случай.
V.
Вечер уже был на грани того, чтобы перейти в ночь. Он флиртовал с ней, уговаривал, болтал о всякой всячине, пока часовые стрелки тик за тиком перевалили за восьмой час и вечер осознал, что жить ему оставалось лишь немного. Ровно столько же, сколько оставалось до назначенной встречи с У., после «Темноты» они разошлись, чтобы всё обдумать, встретиться и войти наконец в «логово зверя», как выразился сам У. Из окна пустующей квартиры Х. мог наблюдать многое из того, что развернулось под бликами лунного света: стаи пробегающих по двору псов, что наводили скрытый страх на всех, кроме пьяниц в зеленокрышей беседке, пустые завывания весеннего ветра, что уносил вдаль ошметки разорванных мусорных пакетов, шелест клена, ровесника Х. в этом дворе, ведь посадили это деревце именно тогда, когда он с родителями переехал сюда, но Х. не наблюдал ровно ничего из этого. Ни хохота проходящей под окнами тройки милых девушек, о которых ходило множество слухов, ни тихих бесед старушек, что умостились на парапете, словно бессменные стражи этих мест, ни детских криков, когда-то какой-то мальчуган немного перестарался с брошенной в подругу кипой песка. Ничего из этого. Ни шелеста, ни скрипа, ни воя, ни гула, ни слова, ни всхлипа. Ничего из этого Х. не слышал, хоть и пусто глядел в это окно уже почти час. Разбросанные рядом кипы фотографий, записок, дневников и заметок превратили чистую, прекрасную комнату в чертоги ностальгии и страха перед уже произошедшим. Х. вновь потянулся за альбомом, а когда положил его перед собой на колени, достал сигарету и рефлекторно, практически безразлично сыпанул искрами и пламенем, чтобы начать новую волну ада.