Мысли и чувства бетонщиков ушли в работу. В сознании, в сердцах, в каждом движении было одно: надо сделать двести пятьдесят замесов!
Было жарко. Солнце палило нещадно. Бетонщики обливались по́том. Но ни Литвиненко, волосы которого перестали развеваться по ветру и, слипшись, опустились ему на лицо, ни мотористка Никифорова, взмокшая от мысли, что вдруг ее руки все-таки окажутся слишком короткими, чтобы управиться со всеми рычагами бетономешалки, ни другие бетонщики не чувствовали пота и не видели солнца.
Если бы любого из них сейчас остановили и спросили, который час, каждый бы ответил одно: двести пятьдесят! Исключение мог составить разве только бригадир Дзюбанов, что-то бормотавший себе под нос и то и дело переводивший напряженные глаза с бетонщиков на часы, с часов на бетонщиков.
Марусин, который с волнением наблюдал за работой своих учеников, чувствовал к ним острую зависть.
Они ему живо напомнили, как в гражданскую войну бойцы бежали на выручку Чапаева, окруженного белыми в Лбищенске.
До Лбищенска было шестьдесят километров, и ни автомобилей, ни лошадей у части не было. Бойцы не соблюдали строя и не смотрели на дорогу. Они бежали, думая только о том, как бы помочь Чапаеву. Они падали, поднимались, у них горели черные от пыли рты, пот заливал глаза, лилась из стертых ног кровь, но они бежали и бежали вперед, движимые единой волей и единым желанием — во что бы то ни стало спасти Чапаева.
Не помня себя, бежал тогда вместе с другими и Марусин. Он впервые видел, какая сила пробуждается в человеке, если он всего себя отдает одному чувству и одному желанию.
Вот эту силу общего желания он видел и теперь. И Марусину хотелось, забыв обо всем, броситься к бетонщикам и с криком: «Вперед, бойцы!» повести их за собой.
Марусин сожалел в эту минуту, что он уже не простой бетонщик, а десятник.
Работа продолжалась, такая же стремительная и напряженная. Как публика в амфитеатре спортивного стадиона, расположились на лесах вокруг места работы зрители, сошедшиеся сюда со всей стройки.
Здесь были бетонщики других бригад, плотники, арматурщики, шоферы, монтажники, ребята из поселка строителей, продавщицы из магазинов, официантки из столовой, забывшие снять свои белые передники, инженеры, машинистки из управления, специально приехавшие из Харькова представители городского комитета комсомола, фотографы, журналисты…
Это были друзья наших бетонщиков, пришедшие, чтобы увидеть их славу, и люди, которые шли сюда, чтобы посмеяться над их провалом.
И те и другие с одинаковым интересом смотрели на развертывавшееся перед ними необычайное зрелище.
Главный инженер, тот самый, который не хотел давать разрешения на опыты, что-то подсчитывал в своем блокноте, качал головой и посматривал на быстро растущие фундаменты, где предстояло улечься огромным котлам, которые дадут силу и тепло будущему тракторному заводу и растущему вокруг него новому городу.
— Ребята, начало хорошее! За два часа уложили девяносто замесов! — крикнул Дзюбанов, стоявший около мотористки Никифоровой, которая управляла бетономешалкой, словно шофер гоночным автомобилем.
— Ура, бригадир! Сделаем двести пятьдесят! — раздались голоса бетонщиков.
С легкой руки американцев, тоже пришедших посмотреть на удивительных бетонщиков, начали заключаться пари — выполнит ли свое обещание бригада Дзюбанова. Зрители разделились на два лагеря, ревниво следивших за каждым шагом и каждым движением бетонщиков.
— Может быть, и вытянут, но качество дадут плохое, и придется все переделывать, — утешали себя скептики.
— Ну нет, — стояли на своем друзья бетонщиков. — Главный инженер видел, как отливали пробные кубики, и ничего не сказал. А у места укладки стоит Марусин и смотрит, как там идет работа. Он бы остановил все, если бы получалось плохо. И, наконец, посмотрите, как улыбается главный американец мистер Сваджан.
— А может, он злорадствует.
— Вместе с Марусиным и нашим главным инженером? Сказали такое!
Сгущались сумерки. В лучах заходящего солнца мокрые тела бетонщиков казались бронзовыми. Над степью тянулись легкие полоски тумана.
Наступил вечер. Расплавленным золотом брызнули загоревшиеся среди лесов сильные электрические лампы.
Бетонщики втянулись в работу. Она у них шла быстро и ровно.
— Сто сорок один, сто сорок два замеса, — отсчитывала и писала мелом на боку бетономешалки Никифорова, казалось составлявшая единое целое со своей машиной.
Каждая минута приближала бетонщиков к успеху.