Выбрать главу

Но вот где-то близко загудел паровоз, и вдруг погас свет, и сразу замолкло мерное бормотание бетономешалки.

Паровоз оборвал провода, слишком низко нависавшие над линией. Участок остался без тока. Остановились люди и машины, замерла работа. В темноте раздался отчаянный голос Никифоровой, просившей помочь ей перевернуть руками барабан бетономешалки, в котором могла застыть бетонная масса.

Бетонщики бросились на помощь Никифоровой и, справившись с барабаном, снова остановились.

Только теперь они увидели, что уже ночь, и почувствовали, что устали.

Начало десятого. Бо́льшая половина смены уже прошла, и каждые две минуты обозначали один потерянный замес.

«Вот то, чего я боялся. Провал, полный провал! Теперь все скажут, что мы — самонадеянные мальчишки и наше общество «Даешь 250 замесов!» — это общество молодых хвастунов», думал в смятении Дзюбанов.

Никифорова плакала, прислонившись к пустому барабану бетономешалки. Литвиненко, как только погас свет, умчался на поиски монтера.

— Монтера, монтера! — кричали бетонщики и рыскали это лесам в поисках повреждения сети.

Появился монтер, но повреждение не находилось.

Зрители, решившие, что комсомольцы провалились, начали расходиться. Спорившие, что двести пятьдесят замесов будут уложены, отдавали проигранные папиросы тем, кто утверждал, что это невозможно.

Марусин вместе с комсомольцами искал место, где были повреждены провода. Главный инженер, когда-то не позволявший производить опыты с бетономешалкой, звонил по телефону, требуя присылки других монтеров. Дзюбанов, взявший себя в руки, командовал бетонщиками, убиравшими с дороги рассыпавшиеся кирпичи и доски.

Минуты бежали одна за другой. Прошло полчаса, три четверти. Мечта о небывалом рекорде таяла и расплывалась. С каждой секундой надежды на успех оставалось все меньше.

Только через час было наконец найдено и исправлено повреждение сети. Снова засиял свет, и снова загудела бетономешалка. Опять набросились на работу бетонщики, знавшие, что до конца смены осталось меньше трех часов, а надо еще уложить больше сотни замесов.

Бетонщики нервничали. Работа разладилась, и прежней быстроты они достигнуть уже не могли.

— Спокойствие, прежде всего спокойствие! — кричал Дзюбанов. — Двести пятьдесят замесов от нас не уйдут. Не выйдет сегодня, сделаем завтра.

— Нет, сделаем сегодня, — отвечал Литвиненко, трамбовавший бетон.

— Сделаем! — подхватывали остальные бетонщики, и замес за замесом вываливался из барабана в вагонетки и затем сыпался из вагонеток в опалубку.

Весенняя прозрачная ночь дышала прохладой, и один за другим гасли огоньки в окнах бараков рабочего поселка, когда Никифорова неровно вывела мелом цифру «240». Бетономешалка продолжала работать. Ее теоретическая производительность осталась позади.

Смена подходила к концу. На лесах появился со своей комсомольской бригадой Шевченко, которому предстояло сменить Дзюбанова.

Уже уложено двести сорок пять, затем двести сорок шесть замесов.

Бетонщики напрягали последние силы. Напряжение росло с каждой минутой.

— Двести сорок семь, двести сорок восемь! — громко считали все.

Оставался один замес до мирового рекорда и две минуты до конца смены.

К мотористке Никифоровой подошел бригадир сменщиков Шевченко:

— Пусти, наша очередь. Ваше время кончилось.

— Нет, рано. Мы свое сделаем, — хрипло ответила Никифорова, и двухсотпятидесятый замес вывалился в вагонетку.

Бетономешалка, наславу поработавшая сегодня, остановилась, и обессилевшая Никифорова уселась прямо около нее на землю.

Мировой рекорд был поставлен.

Взмокшие, но сияющие комсомольцы расселись где кто стоял и смотрели на работу своих сменщиков. Им не хотелось уходить от своего рекорда.

Один только из них бросился прочь, хотя, как и остальные, не чувствовал под собой ног от усталости. Это был веселый Тимоша Литвиненко, приятель Марусина и организатор общества «Даешь 250 замесов!»

Он был переполнен счастьем, которое пело и переливалось у него в груди. Сам не зная зачем, он полез на сорокаметровую вышку, которую здесь образовали леса, и опомнился только, когда забрался на самый верх.

Вдалеке горело зарево ночного Харькова. Внизу мерцали лучистым убором из электрических лампочек леса Тракторостроя. И вдруг почувствовал Тимоша, что поздравляют бетонщиков с победой эти ночные огни, что передают они привет победителям от всей Советской страны.

И, не думая о том, к кому обращается, кто услышит его с такой высоты, Литвиненко закричал во весь голос: