Итак, после аукциона не останется ничего, что принадлежало бы ей, и к тому времени она надеялась найти покупателя на квартиру. Жить даже короткое время в опустошенном жилище было бы выше ее сил.
Она стояла рядом с маклером, с любопытством разглядывавшей Беттину, и ждала, когда миссис Либсон наконец возвратится из кухни. Было необычно, что хозяйка показывает квартиру при продаже, но ведь Беттина была необычная девушка.
— Вы уже подыскали что-нибудь для себя? — заинтересованно спросила агент по продаже недвижимости. Даже если Беттина вся в долгах, думала она, то, продав эти хоромы, она сможет купить себе что-нибудь небольшое и симпатичное — однокомнатную квартиру или пентхаус с одной спальней с видом на парк. Это обойдется ей не более чем в сто тысяч. Маклеру не могло прийти в голову, что Беттине необходимо учитывать каждый доллар, полученный за большую квартиру, равно как и всю выручку с аукциона, чтобы освободиться от долговой кабалы.
Поэтому Беттина лишь покачала головой.
— Я еще ничего не смотрела. Сначала надо продать эту квартиру.
— Так не годится. Вы же понимаете, что может произойти — покупатели тянут-тянут, а потом вдруг соглашаются, и вам надо в течение суток освободить квартиру.
Беттина попыталась улыбнуться, однако улыбка получилась жалкой. В ее планы входило переехать в «Барбизон», гостиницу для женщин на углу Лексингтон-авеню и Шестьдесят третьей улицы, и ежедневно просматривать объявления в «Нью-Йорк Тайме» и, конечно, в «Мейл». Таким образом она надеялась за несколько дней, в крайнем случае недель, снять подходящую квартиру. Может быть, даже вместе с какой-нибудь женщиной, если получится. А потом искать работу. Беттина решила больше не обсуждать этот вопрос с Айво. Он предложил бы ей некий волшебный офис и жалованье, которое она не заслуживает, а ей этого вовсе не хотелось. Ей хотелось самой зарабатывать себе на жизнь. Она должна найти самую обыкновенную работу. Хотя такая перспектива не вселяла в нее особого восторга.
Возвратилась миссис Либсон.
— Ах, просто не знаю, что делать с этой кухней. Я в такой растерянности, душа моя, — сказала она, с укором взглянув на Беттину, которая тем временем пыталась изобразить радостную улыбку.
Наоми Либсон перевела взгляд на маклера, кивнула, и они, сухо попрощавшись, ушли. Беттина мягко притворила дверь и некоторое время стояла, в душе посылая проклятия этой парочке. Она бы и гроша ломаного не дала за то, что эта дама купит квартиру. Да и продавать квартиру такой бестии уже не хотелось. Перестроит тут все. Какое право она имеет притрагиваться к тому, что принадлежало лишь Беттине и ее отцу?
Беттина устало села, огляделась по сторонам, перевела взгляд на богато инкрустированный пол. Как он мог с ней так обойтись? Как мог оставить ее один на один с такими невероятными трудностями? Неужели он не понимал, что делает? Не мог не понимать. Обида на отца, словно желчь, подкатывала к горлу, и невозможно было удержаться от слез отчаяния и гнева. У Беттины затряслись плечи, и она зарыдала, уткнув лицо в ладони. Казалось, прошло несколько часов, прежде чем раздался телефонный звонок. Беттина не двигалась с места, а телефон все звонил и звонил. Наконец она поднялась и подошла к аппарату, который находился в специальной комнатке рядом с прихожей. Беттина уже привыкла отвечать на звонки, как бы погано ни было на душе. Прошло время славы и величия, подумала она, осушив глаза носовым платком и усмехнувшись.
— Алло!
— Беттина?
— Да, — она едва слышала приглушенный мужской голос.
— Как у тебя дела, дорогая? Это Айво. Я не вовремя?
У Беттины лицо осветилось улыбкой, когда она поняла, кто звонит, и ей пришлось смахнуть вновь набежавшие слезы.
— Нет-нет, вовремя!
— Что? Тебя плохо слышно, дорогая, говори громче! Как дела?
— Хорошо. — Ей захотелось рассказать ему всю правду, хотелось крикнуть: «Мне одиноко! Я такая несчастная… Через две недели у меня уже не будет дома».
— Что с квартирой? Удалось продать?
— Пока нет.
— Ничего страшного. А лондонскую уже продали. Сделка завершится сегодня вечером, — и он назвал сумму, которая значительно уменьшала ее долги.
— Большое подспорье. Как твоя поездка?
— Она кажется бесконечной. Беттина улыбнулась:
— Почему кажется? Когда ты возвращаешься? — Ей безумно хотелось поскорей увидеть его.
— Не знаю. Я должен был вернуться еще несколько дней назад, но возникла необходимость некоторых деловых встреч, поэтому пришлось отложить возвращение.
Бетгина дулась на Айво, как ребенок, совершенно не стесняясь этого. С ним все можно. Он поймет.
— И на сколько?
— Ну, скажем, — вслух размышлял Айво, — недели на две.
— Ой, Айво! Это очень долго. Он уехал из Нью-Йорка на третий день после того новогоднего вечера.
— Знаю, знаю. Прости меня. Обещаю загладить вину по возвращении:
— Ты успеешь к торгам?
— Каким торгам?
— Забыл про аукцион?
— Как аукцион? Я думал, это еще не скоро.
— Дату приблизили по моей просьбе. Он состоится. через две недели, считая с завтрашнего дня. Торги пройдут в пятницу и в субботу. Выставляются только папины вещи, ничего больше.
— А как же ты? Пойдешь по миру с чемоданчиком и добрым именем?
— Ну, это сильно сказано. Ты не видел мой гардероб. Это побольше чемоданчика, — засмеялась Беттина.
— Ты не должна все распродавать. Что ты собираешься делать? Спать на полу?
— Я уже думала об этом. Можно взять кровать напрокат, В «Парк-Берне» дали понять, что если не сейчас, то не раньше чем через год. И что тогда? А если к тому времени квартира будет продана? Я не смогу платить за хранение имущества… Айво, все очень сложно. Будь что будет.
— Ради Бога, Беттина, подожди меня, прежде чем ввергать себя в эту пучину.
Там, в лондонском отеле, Айво тоскливо оглядывал номер. На его лице было написано неудовольствие. Разве ее остановишь, будучи за три тысячи миль от Нью-Йорка? А главное, она права, что так поступает. Просто ему было нестерпимо больно, что ей приходится все делать в одиночку. Но у нее хорошо получается. Потому что она привыкла всю жизнь самостоятельно справляться с трудностями.
— Ладно, Айво, не беспокойся, все нормально. Вот только по тебе очень скучаю.
— Я скоро вернусь, — он заглянул в свой календарь и назвал точную дату возвращения.
— Каким рейсом?
— Я буду вылетать из Парижа в семь утра, а значит, в Нью-Йорке мы приземлимся в девять по местному времени. В город попаду около десяти.
Беттине хотелось встретить его в аэропорту, но потом она сообразила, что не сможет.
— Почему?
— Пустяки. Это первый день торгов в «Парк-Берне».
— Во сколько начинается аукцион?
— В десять.
Он сделал отметку в календаре.
— Увидимся на аукционе. Беттина улыбнулась. В отличие от отца, Айво никогда ее не подводил.
— А ты уверен, что сможешь подъехать? Наверно, тебе сразу надо в газету. На сей раз улыбнулся Айво.
— После пяти недель в разъездах один день ничего не решает. Я буду на аукционе в любом случае и постараюсь не опоздать. Но до этого еще не раз позвоню, крошка. Ты не обманываешь меня, утверждая, что с тобой все в порядке? — спросил Айво, хотя, конечно же, понимал — какое там в порядке, если квартиру ежедневно обнюхивают маклеры, а вся обстановка описана для продажи с торгов.
— Честно, все прекрасно.
— Мне не нравится, что ты там совсем одна.
— Говорю тебе, со мной полный порядок. Они поговорили еще несколько минут.
Разговор закончил Айво, поскольку ему было
пора уходить.
— Я позвоню тебе, Беттина, — сказал он, после чего наступила странная, ничем не заполненная пауза.
Беттина затаила дыхание, потом нарушила молчание:
— Что с тобой?
— Пустяки, не обращай внимания. Береги себя.