За оставшееся время в больнице не произошло ничего особенного. Беттина печалилась и тосковала — не по Энтони, а по умершему ребенку. Ей сказали, что это была девочка. Беттина все дни пролежала в постели, тихонько плача. Сестры внушали ей: не плачь, не поможет, но она ничего не могла с собой поделать. К концу недели она поняла, что это не только из-за ребенка, а из-за всего. Она плакала по отцу, так неожиданно ушедшему от нее, по Айво, с которым она обошлась так дурно и который, в свою очередь, обошелся с ней очень жестко, по Энтони, воспользовавшемуся ею ради зеленой карты, и, наконец, по навеки потерянному ребенку. Теперь у нее никого и ничего не было. Ни ребенка, ни мужа, ни дома. Никто не ждал ее. В двадцать шесть лет ей показалось, что жизнь подошла к концу.
Эти мысли одолевали ее, когда она отстегивала ремень и затем медленно брела по проходу в самолете. Казалось, все застыло вокруг. Она двигалась словно под водой, ничего не замечая и не слыша. Получив багаж, она наняла носильщика, взяла такси и через сорок пять минут уже открывала дверь квартиры Энтони. Еще раньше она дала себе слово побыстрей собрать вещи и немедленно переехать в гостиницу, но, войдя в квартиру, расслабилась и заплакала. Выдвигая ящики, складывая горой одежду, она вспоминала и плакала, плакала и вспоминала. На сборы хватило двух часов. Да, недолго она тут пожила. Брак с Энтони длился неполных полгода. А с Айво — семь лет. Дважды разведена и теперь — словно лежалый товар.
Поставив чемоданы и сумки у дверей, она спустилась на улицу и взяла такси. К счастью, водитель согласился перетащить вещи вниз. Пришлось четыре раза подниматься и спускаться — лифта в доме не было. За это Беттина дала ему двадцать долларов на чай, когда они приехали к указанному Беттиной отелю. Она покинула мансарду, не испытав никаких эмоций. Наверно, она уже была на это неспособна. Теперь ей лишь бы о себе позаботиться. Неудачница. Какой же дурой она была. Вспомнив об Энтони, Беттина горько усмехнулась.
За время долгих гастролей она вроде бы должна была привыкнуть к жизни в гостиницах, но нет — сидя в номере, она давилась слезами от тоски. Ей хотелось позвонить Айво, однако это было неудобно. Не с кем поговорить, даже Стива не было в городе. Беттина решила внимательно прочитать объявления в газетах о сдаче квартир внаем, но строчки плыли у нее перед глазами. Не в силах больше терпеть, она сняла трубку и набрала номер. Затаив дыхание, Беттина вслушивалась в долгие гудки. Какая же она дура. Вдруг он скажет ей что-нибудь резкое, вдруг станет корить. Да нет, так поступил бы кто угодно, только не Айво. Ожидая услышать знакомый голос Матильды, Беттина удивилась, когда ей ответила другая женщина.
— Матти?
— Кто говорит?
— Я… Кто вы? Где Матти? Последовала пауза.
— Она умерла два месяца назад. Меня зовут Элизабет. А вы кто?
— Я… Простите, — Беттина почувствовала, как подступают слезы. — Могу я поговорить с мистером Стюартом?
— Кто вы? — Элизабет явно забеспокоилась.
— Я — мисс Пирс, то есть, я хотела сказать, миссис Стюарт, то есть… Неважно кто. Он дома?
— Нет, он на Бермудах.
— Ах, вот как. Когда он вернется?
— Не раньше апреля. Он снял там. дом. Вам дать телефон?
И Беттина вдруг поняла, что не станет ему звонить. Все правильно. Так и должно быть. Она повесила трубку и тихо вздохнула.
Первая ночь в гостинице была тревожная, бессонная. Наутро пошел снег. Это казалось странным, поскольку она только вчера вернулась оттуда, где царила весна. И попала в зиму, с ветрами и вьюгами, и ей некуда идти. А не уехать ли из Нью-Йорка, подумала Беттина. Что если отправиться на другой конец страны? Но куда? У нее нигде не было ни друзей, ни родственников, и вдруг, вот странно, ей захотелось полететь в Калифорнию, в Сан-Франциско, где когда-то она провела сказочную неделю с Энтони. Пусть без него, но там ей наверняка станет лучше.
Чувствуя себя авантюристкой, она позвонила в авиакомпанию и через, полчаса поехала в банк. Получив драгоценности, которые она хранила в кожаной шкатулке, Беттина улыбнулась. Может быть, это означает, что она больше никогда сюда не вернется. На этот раз она сама приняла решение и сама расстается с прежней жизнью.
В аэропорт Беттина приехала, взяв с собою все свои вещи. Предварительно она позвонила в тот пансионат, где останавливалась когда-то с Энтони, и заказала комнату с видом на бухту. Может, это и глупо — останавливаться в том же месте, но ей на самом деле этого хотелось. Там было, так замечательно, и неважно, что с этим связано много воспоминаний. Теперь это ничего не значит. Энтони умер для нее.
Перелет в Сан-Франциско не показался ей утомительным, ведь она привыкла чуть ли не ежедневно менять города, и ее не поразило то, что утром она шла по заснеженному городу, а вечером очутилась на благоухающем весной западном побережье. Сан-Франциско все так же прелестен. Таким она запомнила его во время первого приезда. К себе в номер Беттина вошла с довольной улыбкой, и только ближе к ночи видения стали терзать ее. Она приняла две таблетки аспирина и через час, в отчаянии, вышла на улицу. Возвратившись в пансионат, она приняла еще две таблетки и, наконец, в три утра извлекла из пузырька, который ей дали в больнице, таблетку снотворного. Ее предупреждали, что поначалу у нее будут проблемы со сном. Но даже снотворное не помогло. Она лежала и смотрела на стоявший на прикроватной тумбочке пузырек. Так прошло, казалось, несколько часов. И вдруг она нашла ответ, удивившись, почему не подумала об этом раньше. Зачем было лететь в Сан-Франциско, когда всем, что ей было нужно, она располагала в Нью-Йорке. Вот ведь в голову не пришло. Беттина улыбнулась своим мыслям. Теперь все стало на свои места. Так просто… Так просто… Она сходила в ванную, наполнила водой стакан и, одну за другой, приняла все таблетки, что были в пузырьке. Ровно двадцать четыре.
Глава 24
Над головой — нестерпимый свет, он слепит, а потом слабеет и исчезает совсем. Жужжание каких-то аппаратов, кажется, кого-то рвет, странное ощущение чего-то шершавого, проникающего в глотку. Она ничего не помнила, не могла вспомнить. А потом до нее дошло. Она в больнице. Да, конечно, у нее был выкидыш. И вновь она погрузилась в сон.
Сколько дней — а может, лет? — так прошло, она не знала. Проснувшись, она увидела, что над ней склонился какой-то странный человек. Высокий, темноволосый, кареглазый, приятной наружности, в бледно-желтом, застегивающемся сзади халате. И тут она вспомнила. Она — в больнице. Правда, не совсем ясно, по какому поводу.
— Миссис Стюарт? — спросил этот странный человек.
Беттина отрицательно покачала головой. Она так и не изменила запись в страховом полисе, когда вышла замуж за Энтони.
— Нет, Пирс, — хрипло ответила Беттина, удивляясь своему голосу, и опять замотала головой: — Нет, я хотела сказать, Дэниелз. Беттина Дэниелз.
Но и это тоже прозвучало странно. Она уже отвыкла произносить это имя вслух.
— Да у вас целая коллекция имен! — удивился он. — Не возражаете, если я сяду и мы немного поговорим?
Теперь Беттина поняла, почему он хочет поговорить с ней.
— Расскажите, что произошло прошлой ночью.
Она отвернулась от него и стала смотреть в окно. Сквозь туман виднелись контуры моста «Золотые ворота».
— Где я?
Он понял, что Беттина уходит от разговора.
— В больнице «Креденс». Беттина кивнула и едва заметно улыбнулась, а потом с беспокойством спросила: