Костя, владелец центрального магазинчика, обязал работать за выносным столом продавщицу, тетю Зину. И она, обливаясь потом, несмотря на вечернюю свежесть, еле успевала выдавать шоколадки, батончики, жвачки и всякую всячину в обмен на монетки и купюры. Костя довольно поглядывал на цветущий бизнес, чувствуя себя не хуже, чем единственный продавец пива и хот-догов перед бразильским футбольным стадионом. Никита с подхипованной девчонкой, увешанной амулетами, тусовался возле москвичей, важный, словно толмач турецкого султана.
Маша подивилась количеству желающих посмотреть на их творчество. Начался концерт, и ребята зажгли на сцене так, как не выступали в лучших концертных залах страны, танцуя с удовольствием, и с ещё большим удовольствием срывая гром аплодисментов. Пару номеров пришлось повторить под громкое скандирование: «Ещё! Ещё!» и зычное, подгулявшее «Ура-а-а!» со стороны заброшенного вагона.
Наконец, зазвучала лиричная песня Джорджа Майкла – последняя в списке. Маша вышла на сцену, сменив перед выходом майку на развевающийся белый хитон. Она снова обвела взглядом лица, едва различимые в темноте. Не увидев Алёшу, Маша всё же танцевала для него, кружилась в танце, стараясь вложить в движения то светлое, что было сейчас в душе. Податливое, гибкое тело чувствовало звуки, словно было их частью, струной гитары, клавишей фортепиано. Сливаясь с музыкой, Маша то подлетала в балетном прыжке, то кружилась в невообразимых па. Распущенные огненные волосы продолжали каждое движение игрой пружинящих локонов. Руки порхали, как крылья бабочки, извивались в восточном орнаменте, отсчитывали такт и снова взлетали. Это было красиво. Это было естественно. До приятной дрожи, до мурашек по спине.
Мелодия замолкла, и Маша склонилась в глубоком поклоне перед публикой. Под шумный восторг зрителей Маша скрылась в условном закулисье. «Ну, ты, мать, дала!» — шепнул восхищённо Юрка. – «Энергетика супер!» Подбежал низкорослый организатор, Святозар, и рассыпался мелким бисером комплиментов, не зная, целовать ли танцовщице руки или сжать в объятиях из чувства признательности. Он ещё бормотал, что будут конкурсы, а кто выиграет, сможет станцевать с многоуважаемыми артистами, если те, конечно, не против, хотя в афишах они уже про это написали...
Маше не терпелось поскорее вырваться из толпы. Дежурно улыбаясь, она кивала и пятилась, пока не нырнула в темноту за клубом. Маша обошла огромные ели, они касались большими лапами земли, будто бояре рукавами до полу и шептали что-то ветру. Тот задул сильнее, вынудив «бояр» склонить перед небом остроконечные шапки. Маша зябко обхватила себя руками.
— Я не думал, что это так…, — вдруг послышался голос, и Маша вздрогнула от неожиданности. Из тени вышел Алексей: в обычной рубашке, брюках. Без скуфьи на голове его облик утратил религиозную неприступность — копна светлых волос, которую, он, очевидно, пытался расчесать, оставалась художественно-непослушной.
— Как «так»? – спросила Маша, робея.
— Красиво. Ваш танец…
— Я рада, что вам понравилось, — расцвела она.
— Понравилось – слишком примитивное определение, — заметил Алёша, — хотя вполне можно и им ограничиться…
— Вас отпустили с работы? – осторожно спросила Маша.
— Солнце зашло, негров с плантаций отпустили… — с легкой иронией ответил Алёша и добавил: — Просто воскресенье. И нам тоже положен отдых.
По другую сторону éлей послышались голоса Юры и Антона. Маша, удивляясь собственной смелости, схватила Алексея за руку и потянула к реке:
— Уйдём.
— Неплохо бы, — вдруг широко улыбнулся он, — а то ваши друзья опять с радостью предложат свои услуги. Обойдусь и без них.
Маша изумленно оглянулась на своего спутника:
— Вы узнали их голоса?
— У меня хорошая память на звуки. У кого-то на лица, а у меня на звуки. Однажды услышав голос, я буду помнить его всегда.
Проскользнув по узкой улочке к реке, они замедлили шаг и вскоре оказались на усыпанном галькой и булыжником берегу. Маша отпустила ладонь Алексея. Рядом виднелось чёрное пятно костра – ещё недавно она с друзьями бесилась тут, как сумасшедшая, не задумываясь о том, что кто-то назвал бы её поведение непристойным. К счастью, этого не видел Алексей.
Он остановился, задумчиво разглядывая реку:
— Вы интересную песню выбрали для выступления…
— Вам тоже нравится Джордж Майкл?
— Она в некотором роде стала для меня знаменательной, — тихо сказал он и замолчал.
Маша заговорила сама:
— Я никогда не думала, что послушник скита в таком удалении от цивилизации может знать английский.
Он усмехнулся:
— Но я же не из лесу в скит попал.
— А я этого не знаю. Может быть, вас и правда нашли в лесу, как Маугли, а может, вы – потомственный олигарх, — кокетливо улыбнулась Маша. – О вас я знаю очень мало: что вы умеете чинить калитки, запоминаете звуки, любите музыку и запрещаете себе её слушать…
— Не совсем, я пою на клиросе, — он стал серьёзным.
У Маши разгорелись глаза:
— А вы учились петь в музыкальной школе? Училище?
— Нет. Самоучка.
— У вас – талант.
— У нас с вами выходит, как в той басне, — хмыкнул он, — я хвалю вас, вы — меня. Давайте на этом остановимся, не то кому-то из нас придется прокуковать, а кому-то закукарекать…
— Хорошо, — согласилась Маша.
Ей казалось, что этой встречи под звёздами быть просто не может, и она спит, счастливая, чувствуя, что вот-вот проснётся. Не веря в реальность происходящего, она осмелела:
— Тогда спойте что-нибудь!
— Спеть? – удивился он.
— Ага. То, что любите больше всего: оперу, каноны ваши или рок? Что хотите!
Он смутился и закусил губу:
— Для всех я пою только на службах.
— А для себя?
— Ну…
— А для меня? – Маша присела на сухое дерево, желая не стеснять Алёшу.
Он помялся немного, но потом решился:
— Тогда вот это. Акустика гор, эхо, шум реки будут кстати, вместо аккомпанемента.
Маша подтянула к себе колени, с интересом наблюдая, как он собирается с духом. И вот, запрокинув голову к небу и прикрыв глаза, Алёша проникновенно запел: «There’s no time for us, there’s no place for us…»
Маша узнала песню Queen. Глаз невозможно было оторвать от его фигуры. Алёша преобразился, то аккуратно, то щедро даря ноты пространству, будто перед ним были не речушка и лес, а грандиозный, многотысячный стадион, а Маша – зритель VIP-трибуны перед сценой. “Who wants to live forever?” – лился его голос в ночь, окружая Машу музыкальной магией вибрато и мелизмов. Она была абсолютно счастлива. Алексей закончил петь. Выдержав паузу, он открыл глаза и смутился:
— Как-то так.
Благодаря этому спонтанному, пронизанному искренностью пению, барьер между ними растаял и стёк крупными каплями, как сюрреалистические часы на картине Дали. Маша приблизилась к Алёше.
— Вы правы, «понравилось» — слишком примитивное слово. Это потрясающе! Я просто, как одна сплошная мурашка. Вам нужно петь на большой сцене, на стадионе. Не зарывайте свой талант! Это преступление!
Откуда-то издалека, из центра станицы донеслись звуки медленной песни. Маша взглянула в глаза Алёше:
— А знаете, сегодня объявили конкурс – победитель выступлений танцует со звездой. — Она осторожно, едва касаясь, положила руки ему на плечи и шепнула: — Я думаю, что вы – победитель. Но я совсем не звезда, просто неплохо танцую. Зато над нами одни звёзды… гляди…
Он послушно взглянул вверх, а потом посмотрел на её лицо очарованно, будто она возникла перед ним только что — по волшебству. Его влажные горячие пальцы робко коснулись девичьих кистей, словно он хотел снять их с плеч, но не сумел.
Заслышав приближающиеся к реке голоса, Маша решила не терять времени. Она подтянулась на носочках и нежно коснулась губами его теплых, трепещущих губ, лишь на секунду почувствовав сладость. Его глаза затуманились, но она отпрянула, откладывая на потом блаженство настоящего поцелуя.