— Спасибо, — Алёша впился в горлышко, жадно глотая тёплую воду.
Рука Лисы с бутербродом уже замаячила перед его носом:
— На!
— Лисе главное, чтобы никого голодного рядом не было, — хмыкнул патлатый и носатый Майк.
Пока Алёша жадно поглощал бутерброд, а потом второй, никто на него не таращился, словно подбирать голодных бродяг на дороге было для этого народа нормальным явлением. Кто-то смотрел в окно, кто-то потягивал из жестяной банки коктейль, кто-то тащёно подпевал «Донт ворри, би хэппи» такому же тащённому Бобу Марли. И Алёша начал расслабляться. Он обернулся назад и обомлел: там стояли кофры с музыкальными инструментами, барабанная установка, завёрнутый в одеяло пульт.
— Вы музыканты? – спросил Алёша, не веря своим глазам.
— Ага, — кивнул Майк. – На море едем. Бабла срубить.
«Благодарю тебя, Господи!» — Алёша вознёс глаза к небу.
— Ты чё, молишься? – хмыкнул Дарт.
— Да, — кивнул Алёша. – Благодарю.
— Прикольно, — заметила длинноногая Кэт, с любопытством рассматривая попутчика. Она была красивой и явно знала это. Из-под цветастой банданы две каштановые косы спускались на грудь, выпирающую из чёрной маечки. Кэт была увешана множеством украшений и фенечек: на груди, на запястьях, на щиколотках. Потянувшись, Кэт спросила:
— А ты сам чем занимаешься, когда не ездишь автостопом?
— Пою, — просто ответил Алёша.
— Да лан! – удивился Майк. – А сбацай чё-нить.
— А можно ещё воды? В горле пересохло, — смутился Алёша. Ему снова протянули пластиковую бутылку.
— Ну, давай, — развернулся с переднего кресла в салон Дарт, выключив музыку.
Алёша закусил губу, соображая, что лучше спеть такой компании. Что-нибудь рóковое, наверное. Он завернул пробку бутылки, и пальцами начал отстукивать ритм по пластику. Закрыв глаза, Алёша негромко начал:
— There's a flame, flame in my heart
And there's no rain, can put it out
And there's a flame, it's burning in my heart
And there's no rain, ooh can put it out
So just hold me, hold me, hold me…[13]
Когда Алёша закончил петь, он удивился, заметив, что машина не едет, а все без слов пялятся на него. Даже Шаман в круглых солнечных очках, повернулся с кресла водителя. В наступившей тишине раздались хлопки его больших ладоней, и со всех сторон заговорили:
— Клёво! Супер! Во, чел! Масло! Будешь петь с нами?
И Шаман, приподняв очки, сказал:
— Только слышь, Алекс, больше такие рулады во всю глотку не выдавай, когда я машину веду. Мы чуть под КАМАЗ не въехали…
Глава 17. Все средства хороши
Концерт начался позже, намного позже — то ли оттого, что были неполадки у техников, то ли потому, что кто-то из местных заправил попросил задержать начало.
Маша в причины не вникала. В гастрольной жизни и не такое случается. Конечно, не радовало то, что придётся выехать позже после второго концерта, но Жанна ободряюще объявила, что от Краснодара до Ставрополя ехать чуть больше трёх часов, и обещала завтра всем дать выспаться. «Старики» для проформы побурчали немного, но на деле спокойно продолжали разминаться, разве что в гриме и полной боевой готовности. Хуже всего было местным малышам из танцевальной школы, которые томились у гримерок, на лестнице и развлекали себя, как могли, телефонами, планшетами, попрыгушками через ступеньку и всяческой детской вознёй.
Концерт начался, и всё привычно завертелось, засверкало. Машу снова захлестнула волна безумной энергетики, сметая оставшуюся грусть после расставания с Алёшей. Да и что грустить?! Ведь он её любит! Любит! Любит! – хотелось Маше кричать радостно, и она лучезарно улыбалась, щедро дарила себя зрителям, влюблённая, летала над деревянными подмостками.
В перерывах между концертами и номерами, Маша забегала в гримёрку и поглядывала в телефон, но Алёша пока не звонил. Маша не волновалась, чувствовала – он занят.
Один раз за сценой к ней подошла Ника. Она повернулась спиной к Маше и, подняв рукой беспощадно высветленные волосы, спросила:
— Посмотри, не расстегнулась молния сзади?
— Нет.
— Не пойму, похудела я, что ли… Платье болтается, – повела плечами Ника и вдруг спросила: – Слушай, Маш, а, правда, тот парень, что приезжал перед концертом, весь такой на христианстве подвинут? Типа даже в монастырь собирался?
— Да, — Маша поджала губы, уже собираясь жёстко пресечь праздное любопытство коллеги, но та лишь резюмировала:
— Облом, — и упорхнула к ребятам.
Маша удивилась и забыла об этом. Наверняка, ей уже все косточки перемололи в труппе и ещё перемелют. Да и пусть! Машу переполняло счастье, и она готова была всем и всё прощать. Даже Юре его грубости и длинный язык. Вспомнив Катины слова о том, что он к ней неравнодушен, Маша в глубине души даже пожалела его.
А Юра, как ни в чём не бывало, громко шутил с ребятами, веселил публику уморительными интермедиями, и по возможности обходил Машу стороной. Лишь однажды, когда та выходила со сцены после очередного номера, он одарил её странной, победной улыбкой.
* * *
Если перед Юрой стояла цель – остальное было не важно. Все средства хороши в любви и на войне. И в жизни вообще, — добавил бы Юра. Друзьям он всегда заявлял с самодовольной усмешкой: «Я — продажная сволочь» и считал это своим достоинством. Впрочем, умение вовремя «продаваться» уже многое принесло ему, простому парню с улицы. Кроме Маши. Юра был убеждён: женщина может считать, что влюбилась, чудачествовать, кричать о свободе и заявлять о своих правах, но на самом деле, она стремится подчиняться более умному и сильному мужчине — тому, кто её выбрал. По-настоящему. Навсегда. А значит, надо было приучить её к себе и, в конце концов, заставить почувствовать, кто главный.
Он терпеливо дожидался, пока она «отойдёт» от своих взбрыков и игры в искупление грехов. И, казалось, всё складывалось удачно — гастрольный тур станет прекрасным поводом переступить, наконец, затянувшуюся черту «дружбы», но внезапный соперник смешал карты. Теперь в Юре проснулся спортивный азарт — он получит Машу. И точка. Перед первым концертом Юра нежно подкатил к спортивной блондинке:
— Как настроение, звезда моя?
— Норм. Что, Юрка, прокатила тебя Александрова? – хмыкнула Ника, разогревая мышцы.
Юра прижал палец к губам:
— Тссс. Тут всё не так просто, — и широко осклабился, — никому не говори, но это игра.
— Какая ещё игра? – хрипловато поинтересовалась Ника. – По-моему, тебя откровенно послали.
Юра подошел к Нике и приобнял её за талию:
— Детка, как тебе объяснить… У кого-то в голове мысли бродят извилистыми путями, у кого-то прямой дорогой. Шаг вправо, шаг влево – расстрел.
— Это у Машки, что ли? – захихикала Ника.
Юра с таинственным видом кивнул:
— Угу, у Машки. Так вот. Она мне проспорила, и должна была за это охмурить фаната…
— А зачем фанатов охмурять? Они и так на всё готовы, — скривилась Ника.
— Угу. Но тут, понимаешь, я выбирал, кого. Чёрт знает почему, ткнул просто пальцем, и Машка кинулась завоевывать пацана. Как? Ты сама видела в Ростове.
— Да уж, с места в карьер. Все просто обалдели. Хотя он ничего такой, хорошенький, — оценила блондинка. – Я б с ним тоже замутила.
— А зачем я буду уродов девочке подсовывать? – хмыкнул Юра. – Но Маша у нас актриса та ещё. Переборщила малёха. Короче, мы фэна этого разыграли, а он шизанутый оказался. Христианин и всё такое. Крыша вообще на паре гвоздей держится. В любой момент сорвёт.
— Да прям!
— Не веришь, сама спроси у Маши, христианин он или нет, — обиженно надул губы Юра. – Он, прикинь, даже в монастырь собирался. Крейзи не то слово! Только много с Машкой не болтай, ей типа стыдно. Мы с ней только что в гримёрке разговаривали. Она боится этого фэна и не знает, как от него отделаться. Прикинь, балда, дала ему телефон. Теперь хоть номер меняй.
— Точно балда.
— Так вот Маша попросила, чтобы ты этому придурку ответила вместо неё, а то не отцепится. И мы придумали что сказать, чтоб отвязался. Помнишь, как в «Муму» Герасима от девки отучали?