Маша пошла вслед за Катей переодеваться – короткие шорты ей вдруг и самой показались вызывающими. Когда она вошла в комнату, Катя задумчиво сидела на кровати с чистой футболкой в руках:
— Ты чего? – спросила Маша.
— Я так испугалась! Жуткие тут нравы, конечно, — заметила она. – А ещё говорят в городе джунгли.
— Да Вика сама молодец — медаль ей на шею, — поджала губы Маша. – А лучше рот на замок.
Катя подняла глаза на Машу и улыбнулась:
— Зато мне теперь понятно, чего ты так запала на послушника. Его б переодеть, бороду эту нелепую сбрить и можно на роль принца в сказку. Он потрясный просто!
— Знаю, — отвернулась к окну Маша. – Только мне ничего не светит.
Катя обняла сзади подругу и хитро добавила:
— Не факт. С чего б он тебя так защищать бросился?
— Просто человек хороший. С принципами, — вздохнула Маша.
Глава 8. Я свободен, я один
Алёша удалялся от сельского магазинчика, угрюмо глядя перед собой. По застывшему лицу никто не догадался бы, какие ураганы свирепствовали в его душе.
Страх в глазах рыжеволосой девушки, её беспомощность перед обозлёнными бабами пробудили в Алёше стремление защищать прежде, чем он успел подумать, стоит ли вступаться за наглую насмешницу.
Достойным ли послушника было такое поведение, Алёша не рассуждал — он знал, каково это – оказаться с толпой один на один. В ответ на мысли засаднил, будто свежий, шрам на брови. Алёша коснулся его рукой, и воспоминания заслонили собой сегодняшний день.
* * *
Три года назад, второпях покинув родной город, Алёша приехал в Краснодар. Сел наугад на первую электричку. Под монотонный шум колёс беглец строил планы и решал, насколько позволяла логика шестнадцатилетнего мальчишки, как жить без чужих указок. «Я — свободен!» — пел в наушниках Кипелов. «Я свободен!» — ликовал Алёша, про себя подпевая ему.
Он знал, что в Краснодаре есть музыкальный колледж, а Яндекс.Карта подсказала, как туда добраться. Окрылённый ожиданиями, Алёша направился в колледж прямо с вокзала: ну и пусть уже сентябрь, попробовать никогда не поздно.
На стене в холле Алёша просмотрел список специальностей и, затаив дыхание, обнаружил «Вокальное искусство». Турникет, пропускающий лишь по студенческим билетам, его не остановил. Ползком проскользнув мимо усатого, как морж, вахтёра, он пробрался вовнутрь — в коридоры, грохочущие звуками взбесившегося оркестра и рвущими глотки вокалистами. Опера, джаз, народники – всё сливалось в восхитительную какофонию. С замирающим сердцем Алёша бродил по коридорам и заглядывал во все двери в поисках того, кто мог бы его прослушать. Казалось, обязательно скажут «Да!» и придумают что-то особенное – специально для него, чтобы он смог здесь остаться. Наконец, в перерыве полная преподавательница с высокой прической и расплывающейся от жары губной помадой поддалась уговорам. С кислым выражением лица она села за фортепиано:
— Что будете петь, молодой человек?
— Джордж Майкл… Лайк Джизес Ту э Чайлд.
Она ударила по клавишам. Алёша растерялся, не узнавая в клацающих аккордах мелодии назубок выученной песни. Он вступил не в такт и, не справившись с волнением, попадал мимо нот и пару раз дал петуха, причем так громко, что затряслись стекла в распахнутом окне. Преподавательница прекратила играть.
— Можно я ещё раз? Я могу лучше… Или что-то другое, — облизывая пересохшие губы, взмолился Алёша. Но она встала из-за инструмента и устало резюмировала:
— Не стоит. Петь вам не дано, юноша. Не тратьте время зря. Займитесь спортом или менеджментом…
Совершенно раздавленный, Алёша вышел из колледжа. Зло подфутболил пустую пачку от сигарет. Сам всё испортил. Гений…
Целый день Алёша бродил по улицам, и на краснодарской жаре его планы лопались один за другим, как попадающие на иглу воздушные шары. Несовершеннолетнего парня без прописки и приписного свидетельства брать на работу не хотели. Но Алёша не сдавался. Он ночевал на вокзале, а по утрам, умывшись в Макдоналдсе, упорно обивал пороги магазинов и контор. Вечерами с отчаянием подсчитывал деньги: несмотря на строгую экономию и диету из нескольких пирожков в день, наличность таяла слишком быстро.
К концу недели Алёшу всё же приняли раздавать листовки перед торговым центром на Красной. Он старательно улыбался, всовывал прохожим в руки призыв устанавливать «самые дешевые элитные двери», терпеливо ожидая оплаты от агентства. Получив её, можно было бы добавить денег к свято сохраняемой тысяче и найти комнату или, точнее, койко-место. И наесться. А пока вечерами он продолжал приходить на вокзал и от усталости мгновенно засыпал на жёсткой скамье под шум поездов и скучные объявления диспетчера.
Той ночью он проснулся от тычка в спину:
— Эй, пацан!
Алёша оторвал голову от сумки. Перед скамейкой стоял худой чернявый полицейский, побивая дубинкой о ладонь.
— Смотрю, ты тут у нас прописаться решил? — произнес тот с гадкой ухмылкой.
— Я поезда жду, — буркнул Алёша.
— Ну да, на целую неделю задерживают. Вай-вай, беда какая. Паспорт покажи.
Сонный Алёша начал медленно копаться в сумке. Полицейский вырвал её из рук:
— Что тут у нас? Опачки, смартфон, — он протянул телефон двухметровому патрульному в синей форме: — Глянь-ка, Петруха. Небось, упёр у кого-то.
— Это мой,— дернулся Алёша за мобильным.
— Не рыпайся, — остановил его здоровяк, ткнув дубинкой в плечо. А чернявый уже раскрыл паспорт:
— Посмотрим: Колосов. Ага: Ростов-на-Дону. Не местный, значит. Бродяжничаем?
— Я… нет, — растерялся Алёша.
— Разберёмся, — растаял алчной улыбкой полицейский. – Пошли.
Сидящая напротив старушка забеспокоилась:
— Почему мальчика забираете? Он же никого не трогал…
— Мобильник украл, — доверительно сообщил ей полицейский.
— Я не крал! – возмутился Алёша. – Это мой!
Но в следующую секунду детина в форме волоком тащил его к выходу из зала ожидания. Попытки вырваться были безуспешны. Здоровяк выпустил Алёшу только на улице, у сине-белого бобика.
— Слышь, мелочь, — обратился к нему чернявый, — мы тебя пока не забираем, но раз ты тут обосновался, гони бабло. За жильё надо платить.
— Это вокзал, а не ваша кормушка! — огрызнулся Алёша.
— Ты что, правда, так думаешь? – гыкнул тот. – Петруха, глянь, у нас тут трудный подросток. Воспитай.
Перед Алёшиными глазами мелькнула смятая сотенная купюра из его сумки и заветная тысяча. Алёша бросился к патрульному и закричал:
– Гад, верни… — но поперхнулся под ударом дубинки. Тяжёлый ботинок ткнул под колени, и Алёша упал на землю.
— Отдыхай, — прыснул чернявый и положил ему на лицо раскрытый паспорт.
Алёша поднялся с мокрого асфальта и запихнул документ поглубже в карман джинсов. В лужах плавали его тетради и ручки, сумка валялась под кустом, а два патрульных прогулочным шагом направлялись к пустому перрону. Гнев пересилил здравый смысл. Алёша достал торчащую из урны пустую бутылку из-под шампанского и пошел за ними.
— Деньги верни, — заорал он разъярённо и с размаху опустил бутылку на голову здоровяка. Тот едва пошатнулся и, выматерившись, схватился за голову. Оба патрульных удивлённо обернулись.
— Гля, Петруха, щенок лаяться вздумал.
Алёша размахнулся опять, но его в два счета скрутили, и бутылка отлетела в сторону. К паре патрульных приблизились ещё человек шесть в форме:
— Чего у вас тут? – спросил невысокий усач, с любопытством рассматривая Алёшу.
— Бомжонка воспитываем.
— Это правильно, — осклабился тот.
— Сволочи, деньги отдайте! – вырывался Алёша, ещё надеясь на справедливость.
Мимо торопливо прошла пожилая пара, поглядывая со страхом и осуждением, но не вмешалась. Алёша заявил громче:
— Я к начальнику вокзала пойду. Тут везде камеры. Я докажу!
— Нам угрожают? — не понял здоровяк.
— Прикинь? Во падла!