Мясо было практически сырым и тонким словно папирусная бумага, но с тем самым австрийским вином из графина, которое мы дегустировали накануне, всё было сносно. Я старался не думать о том, что мясо сырое. Главное, это не сырая рыба.
— Как же восхитительно, — прощебетала моя спутница, а её глаза блестели неподдельным азартом. Такой блеск может быть лишь у человека, который счастлив на сто процентов. — Это же настоящее кантри. — Продолжала она, когда был перерыв и все высыпали на улицу курить.
— Ты любишь кантри? — Я поддерживал разговор, насколько мог.
— Не особо. Да, я, собственно, видела подобное лишь в европейских фильмах. Знаешь, когда показывают обычных европейцев, которые ведут обычный образ жизни, работают обычными служащими, ходят в обычные бары и слушают вот такую музыку. — Она так много сказала слово «обычные», что ничего не оставалось, как переспросить:
— Ты хотела бы быть обычной европейкой?
— Точно лучше, чем нелегальная иммигрантка, снимающаяся в фильмах для взрослых. — Мы курили возле входа на небольшой террасе с металлическими пепельницами, а вокруг стоял гул голосов местных жителей, преимущественно здесь были мужчины, и лишь несколько женщин этакого байкерского стиля. Честно, не знаю, как правильно сформулировать стиль этих дам. Узкие джинсы на очень уж внушительных по размерам телах, и точно не предназначенных для гардероба с низкой посадкой. Но дамы это игнорировали или делали вид, что игнорировали, а сами то и дело одёргивали размашистые футболки и теребили кожаные небольшие сумочки через плечо, что были у каждой.
На фоне все этой публики мы выделялись, особенно моя спутница в длинном мягком трикотажном платье облегающим фигуру и открытой спиной, а бархатные туфли на высоких шпильках, были явной претензией.
Вечер холодал, мы допивали по второму бокалу на террасе и курили. Накинув новенькую джинсовую куртку Levi’s ей на плечи, я уже перешёл из друга-коллеги в статус парня. По крайней мере, мне так хотелось думать. Ну а как иначе это воспринимать? Она стояла, прижавшись к моему плечу, я обнимал её за талию.
— Всё время хочу бросить курить, но меня сразу разнесёт. — В её голосе ощущались нотки счастья восторга и алкоголя.
— Куда разнесёт? — Усмехнулся, понимая, о чём она говорит, но я же флиртую.
— Вширь.
— Тебе это не грозит, а даже если и так, то это придаст тебе шарма, абсолютно не испортив.
Она выразительно посмотрела мне глаза, взгляд кричал, что внутри бушевал кураж, но она рассмеялась и томность сие минутного азарта и страсть сник.
— Ты очень красива. — Фраза была банальной, но искренней и я понимал, что другого раза может не быть. Мне и сейчас далось это не легко, хотя сейчас всё…
Наши губы встретились.
Да, наши губы встретились в поцелуи.
Вот, казалось бы, они встречались несколько часов назад в поцелуи и не только, и не раз и не только сегодня, но поцелуй, секс, да и просто прикосновения к любимому человеку, это выходит в микроток. Когда внутри что-то полыхает и взрывается, малейшее прикосновение, а тебя парализует напрочь.
— Походу… — Начала было она, и я понимал, что она может сейчас сказать, поставив всё под такой большой знак вопроса, а то и шлёпнуть громадную точку.
— Ничего не говори, — я прижал ей губы своей ладонью. — Если бы ты знала как мне хорошо сейчас, здесь, с тобой. — Я пожал плечами. — Я влюбился в тебя давно, но сейчас могу об этом сказать.
— Это всё, — она подбирала слова.
— Неправильно? — Перебил снова. — Не нужно?
— Наверное.
— Я не прошу любить меня, я прошу, позволь мне быть рядом.
Она подёрнула бровями, пытаясь разогнать то ли хмельные мысли, то ли порыв сопротивления, но какие-то процессы в ней шли очень бурно.
— И что это за жизнь? — Наконец, изрекла она.
— Всё будет хорошо. Да, ситуация хреновая. Каждый раз, когда я вижу тебя на съёмках с другим, то сначала просто завидовал ему, твоему партнёру, а последнее время меня выворачивает от гнева и желания разбить голову ничем не повинному человеку. Давай накопим денег и всё решим.
— Но у меня сын. — Она подкурила сигарету и отвернулась, выпустив клуб пахучего дыма.
— Ты считаешь его проблемой?
— Для многих мужчин, чужой ребёнок, это проблема. — Она выпалила со столь ровной интонацией, словно репетировала эту фразу.
— Для меня это не проблема! — Я был очень уверен в своих словах. — Главное, чтобы для него и его отца это не было проблемой.
— У него нет отца.
— Я буду ему отцом.
Она промолчала, просто уставилась куда-то в точку. Тяжело быть не любимым, когда ты влюблён. Хочется кричать, бежать, всё крушить и возвращаться.
— Ты не представляешь, что это.
— Я хочу этого. Пусть я не представляю, но хочу. Хочу, чтобы у нас были ещё дети, может, ещё один, а может, и два, но позже. Хочу открывать утром глаза и видеть тебя, закрывать глаза и снова видеть тебя.
— А ты готов просто жить, ну… ну, просто… без этого. — Она разводила руками, опрокинув содержимое третьего бокала на пол.
На этом мы рассмеялись.
— Да готов! Ради того, чтобы быть с тобой, — вовремя исправил пришедшую в голову фразу с «ради тебя», вот на этом точно бы погорел. Мозг стал работать гораздо лучше, когда появилась цель. — Я готов быть водителем, шофером, шахтёром, слесарем, кем угодно. Конечно, накопить немного денег для старта и начать всё с нуля.
— Разве водитель и шофер, это не одно и то же? — Она усмехнулась, повернув голову набок.
— Мне всё равно. — Я уже глупел от вина. — Я люблю тебя. Серьёзно.
Она снова замолчала, смотрела мне в лицо и молчала.
— Я не прошу любить меня или говорить мне об этом. Позволь лишь быть рядом. Ты другая.
— Какая? — Она улыбнулась. Выдохнув дым от сигареты в сторону.
— Другая. Ну, не такая, как многие. Ты…
— Стен. — Сказала она, и я замер. Она, это Стен? Она любит Стена, он стоит, между нами. Кто? Стен? Да, ладно. Как это? — Вон там, это же Стен?
Я повернулся в сторону дома напротив, людей там не было. Она показала пальцем, и я увидел два силуэта на третьем этаже, один из них сидел на подоконнике и это действительно был наш директор. Я сфотографировал силуэты и попытался рассмотреть фото. На светлом фоне комнаты два силуэта были просто два тёмных пятна, включив вспышку, я осветил почти половину района. Силуэты тут же скрылись в темноте, выключив свет, но смазанный кадр всё же давил схожестью. Мы пожали плечами, но момент откровений был упущен.
Мы докурили и вернулись в зал. Переминаясь жестами, пожимая плечами, заказали десерты, ещё вина и нас спало продолжение концерта. Нет, ничего тяжелей, чем мысли после недосказанного момента, хочется то ли исчезнуть, то ли умереть, как минимум встать, уйти и не возвращаться.
Недосказанность повисла грозовой тучей в моём настроении и уже начинало метать молнии, наконец закончился концерт очень бурными аплодисментами и возникшей из неоткуда громкой музыки. Кивнув, мигнув и всё же помахав рукой, я оплатил счёт, они о чём-то поговорили и вместе со сдачей нам принесли ещё два кофе навынос.
Мы уже были на террасе, когда она вдруг заговорила:
— Коля, ты, правда, хороший. — Вот вам стандартная фраза отказа, за которой следует «но…». — Но, всё сложно.
— Можно просто сказать: «нет, извини», я всё пойму. — Горечь разочарования становилась всё отчётливей, но даже просто этот вечер уже был ярким моментом. И достаточно…
— Ты мне нравишься. — Выдавила она, — я считала тебя другим, но каждый раз ты меня удивляешь, и приятно удивляешь. То картинная галерея, то парк аттракционов, то этот концерт. Честно, прости за то, что я скажу, но я считала тебя тем человеком, который очень проблемный и живёт только для себя и одним днём, которому всё равно, ну… ну, прости ещё раз, считала тебя пустым.
— Я и был пустым. За эти три-четыре месяца я повзрослел на свой возраст, вырвавшись из подростковых обид на родителей, семью, учителей, себя. Знаешь, у меня мало целей. Точнее, их не было, равно слову «совсем». Проигрывая ряд ролей, я каждый раз примерял не только личину по сценарию, но и думал, а что будет после с этим персонажем? И… — я подёрнул вопросительно плечами.