«Убежавший из деревни»
В тот вечер все молчали глухой ёмкой для размышлений тишиной под отголоски постукивающей посуды, шорох шагов и томные долгие вздохи. Постепенно все стекались на террасу, вооружаясь тарелками, кружками, контейнерами с едой, к десяти собрались все за исключением Наташи, которая была по графику с девяти до полуночи. Не было за столом и Стена с оператором.
Пребывая в нервном ожидании думая о том, что он, вот-вот появится, отправит меня за ворота, заставив выкупать паспорт за шестьсот евро. И моим остатком будет чуть больше тысячи. А она? Только мы все выяснили и тут такое. Зачем я…
— И что? — голос разрезал лёгкий гул голосов, вышвырнув мои мысли за пределы самобичевания.
Наш балагур, Павел, взревел тоном подстреленного лося.
— Успокойся, Паша! — Рыжая хлопала ресницами, хотя крик явно был адресован не ей.
— Я спокоен. — И он закинув в себя больши́м глотком, ещё одну порцию разбавленного виски. — Я очень спокоен.
— А что в этом такого? — Валентин ёжился чем-то уязвлённый. — Я тоже из деревни. Ничего в это такого…
— Меня задолбали уже с этой фразочкой «девушку из деревни вывезти можно, а вот деревню из девушки».
— Ты же не девушка? — Хохотнула Оксана.
— Да, я, — он вставил пару очень нецензурных слов, — не про девушку, я про то, как меня всё это достало. «Деревня, деревня», «ты что из деревни». Что плохого в деревни?
Его прорвало потоком откровений, и никто даже подумать не могу, что под личиной юмориста такое изъеденное самолюбие будто его происхождение, это бич всей его жизни.
Казалось бы, перед нами парень, который следит за своим внешним видом гораздо тщательней многих девушек. Он единственный кто делает маникюр не сам, а идёт в салон. Ходит подстригать волосы каждые две недели, ещё удаляет волосы на груди и животе. Мажет лицо кремом, а гардероб — и вовсе целое достояние. Только на наших съёмках, мы почти все побывали в его одежде или как минимум аксессуарах.
И вот перебрав с алкоголем, он выворачивает наизнанку самое сокровенное. И это самое сокровенное то, что он стесняется собственным происхождением. Мне показалось, что не только я удивлён, судя по лицам, фразам, утешительным и приятным словами звучащим с меланхолично-слащавыми отголосками, ситуация была щекотливой.
— Это нормально, Паша. Здесь нечего стесняться. Кто-то остаётся и мирится с той жизнью, которой живёт, кто недоволен, и у кого хватает сил, тот уезжает. — Рыжая, как обычно, философствовала. В целом мне казалось, что она не любила гармоничных людей и, напротив, обожала проблемных. «Сестра — милосердия порноиндустрии».
— Да, Паш, кто-то из деревни переезжает в областной, город, затем он или его потомки в более крупный или столица, а через одно — два поколения, потомки явно уедут жить за границу.
— Оксан, хватит фигню нести. Давай выпьем. — Сказал Павел, хлопнув стаканом по столу, явно уже мало соображающий, что происходит.
Они выпили, он закурил прямо за столом, что так яростно пресекал директор, все выпучили глаза, но никто не захотел вразумить парня, его и без того к тому моменту прорвало очередной бравадой, словно трубу, которая была долгое время замотана и тут её разорвало, и хлынуло.
— Я не хочу обратно. Я не хочу в деревню. Я не хочу раскидывать навоз. Я не хочу… — и чуть помедлив выпалил, — у меня не получается эта фигня. Совсем! Что мне делать? Денег не будет. Они не будут меня держать.
— Кто не будет держать? Колхозники? — Почти икнул Валя, который никогда не ловил стоп в алкоголе и часто перебирал куда больше, чем «выпил чуть больше нормы».
— Колхозники? Где ты слово-то такое раздобыл? — Усмехнулся снова саркастичный Паша-Ферби. — Да, эти колхозники — продюсеры. Ещё чуть-чуть и распустят наш колхоз, ну или тех, кто не может зарабатывать эти долбанные токкены в таком объёме. — Мне показалось, что он кивнул в мою сторону, но рядом сидел студент, который зарабатывал куда больше. Т тут все поняли причину агрессии. Он боялся вылететь из студии. Вернуться обратно и начать всё сначала.
Почему-то я думал, что я один здесь случайный персонаж, остальные это авантюристы, ну за исключением моей девушки, она просто стала жертвой обстоятельств.
А Оксана? Она бежала от мужика, который чуть не убил её. А Валентин бежал гонимый пустотой и ненужностью в этом мире. То есть мы все либо сбежавшие, либо убежавшие, что не слишком уж отличается.
С этими мыслями я и провалился в сон под утро, когда уже мы разошлись по спальням.
«Удача для баловня судьбы»
Проснулся к одиннадцати, горячей воды почти не осталось, пришлось воспользоваться холодной. Отчего водные процедуры ускоряются с минимального до максимально быстрого. Из-за того, что я часто просыпаюсь одним из самых последних, тело привыкло к холодному душу.
«Интересно, меня уже вычеркнули? Или объявят об этом торжественно и при всех?»
На улице лил дождь, хотя с вечера ничего не предвещало. Все толпились в холле и на кухне. Моё имя ещё было в графике напротив трёх после полудня. Что ж…
Машка была неотразима, не хотелось её терять, но я всё испортил сам. Её съёмка была передо мной. В час дня.
Она скрылась за дверью студии, мне оставалось молчаливо сидеть и смотреть, как студент с Егором рубятся в футбол на приставке. Валентин листает журнал, девчонки, разобщённые успехом одной и неудачей другой, разбрелись по углам.
— Коля, иди в студию. Быстрей. — Серёга пришлёпал в резиновых шлёпках и синих штанах с лампасами. Прямо сторож из соседнего здания, а не администратор. До чего же он смешной. На входе в студию был Стен.
Час пробил.
— Присоединяешься в кадр и отрабатываешь до конца своего времени. До шести.
— Но я…
— Что ты?
— Я думал, что меня уже… ну, это… Выгнали.
— Ты на выход собрался?
— Нет, извините за те слова. Я…
— Заткнись и в кадр.
— Хорошо. — У меня на миг отлегло. Пусть лучше на «ты», пусть по-хамски делает выговор, но не выгоняет. Здесь моя жизнь забурлила, полнотой эмоций, я могу быть здесь, мои планы, они живы, я смогу. Так и продолжил кивать, — хорошо, хорошо.
— Это единственное, что я хочу слышать от тебя впредь. — С этими словами Стен вышел из студии.
Машка, была уже раздета и сидела на диване, позади был фон башни с часами Лондона.
Мы, как и в прошлый раз реагировали на записи, что были на листках. У нас был секс спустя пару часов, потом она ушла, а мне пришлось показывать такие части тела, которые меня самого не возбудили бы, даже если бы я был геем. Мы все уже привыкли демонстрировать зад и раздвигать ягодицы на камеру, что шокировало в первые трансляции и стало обеднённым спустя пять-шесть онлайн-записей. Но деньги, лучший мотиватор. Растущие ставки пропорциональный не только эрекции, но и уровням допустимого.
Мы уже задрали два рубежа вместе с ней, сейчас я обнулил свои ставки и поднял ставку в три, затем в пять, чуть позе в десять раз. Пересчитал это в деньги и быстро убрал любые размышления о том, что приятно, а что не очень. Сегодня кто-то кидал по тридцать токенов за вид подошвы моих ног. То и дело я задирал ступни и шевелил пальцами.
«Пятьдесят токенов если ты оближешь большой палец ноги».
Я выпучил глаза, Стен пожал плечами. Опять? Сделал. Никаких эмоций не вызвало. Стоило подумать, что это палец ноги, которая ежедневно касается пола и прямо фу! Пятьдесят токенов, пять евро, триста пятьдесят рублей. Негусто, но всё же.
Главное, не думать. Обсосав свой палец, смотрю на Стена. Может, он так мне мстит?
Он поманил меня рукой вперёд, наклоняюсь. Он печатает.
Показывает отодвинуться. Звук монет.