Через полгода пошла работать, потому что на пенсию матери пусть и с инвалидностью, не то, что выжить, даже представить, как это сделать трудно. Так вот, я днём на кассе, вечером и в выходные официанткой в ресторане. Два года. Приходишь, когда уже рассвет, а через четыре часа нужно на другую работу. Постепенно ни друзей, ни подруг…
— Маш… — Не смог удержаться и не погладить её по голове.
— Всё нормально. Это жизнь, и у каждого она вот такая, своя и оригинальная.
— А тот, что не хотел ребёнка?
— Он потрахаться хотел, а не ребёнка. — Ухмыльнулась она. — Там всё сложнее.
— Простого, я и не ожидал. — Ну вот и ещё одна глупость, сказанная мною.
Она улыбнулась, наконец.
— История не из приятных.
— Я тебе попрошу об одном, хорошо? — Я собрал всю серьёзность и театральность для этой фразы. — Никаких тайн, секретов, умалчиваний во благо. По мне, лучше горькая правда, чем сладкая ложь.
— Ты где взял эту фразу? — Она рассмеялась.
— Не помню. — Я заулыбался в ответ. — Возможно, это было у нас в фильмах.
А может, я прочитал в тех книгах, которые студент периодически оставлял на столе в холле. То Фицджеральда, то Достоевского, то рассказы Чехова, последний раз это были рассказы Сорместа Моэм, прочитал книгу за три дня в ожидании своих трансляций, но больше всего мне нравились романы Достоевского. Не замечал за собой этого ранее, особенно в школьные годы, но Достоевский был мне очень по душе, а «Норвежский лес» Мураками и вовсе прочитал за день, но так и не дочитал его «Страна чудес».
— Пойдём куда-нибудь, а то опять дождь. — И мы спрятались в уютном кафе в современном стиле, где много стекла и металла, много пространства, но странные дешёвые столы и очень минимальное меню с явно завышенными ценами.
Кофе, например, раза в два дороже, чем в мелких кафе вокруг собора.
Сейчас было всё равно, любопытство прямо грызло меня.
— Ты рассказывала про него.
— Него?
— Отца твоего сына.
— Мы встречались недолго. Я училась на третьем курсе. Приходилось работать, поэтому училась на заочном отделении, приходилось на сессии ездить в Томск. Мы там и познакомились. Мама уже чувствовала себя сносно, хотя все эти ремиссии, просто бомба с замедленным действием. Вроде лечения не нужно, но в любой момент может рвануть.
В такие моменты она запрокидывала голову, смотря куда-то в потолок.
— Но мне-то хотелось жить. Вот, я и жила на два города. А когда поняла, что беременна, сначала потерялась, потом не знала, как подобрать слова, всё ждала. Когда я всё же приехала, у него не было времени встретиться, а когда я всё же выпалила, он разорался и ушёл. Больше мы не виделись, а через две недели увидела «ВКонтакте» его свадебные фото. Всё это время он уже встречался с девушкой и судя по фотографиям в её анкете, встречаться они начали ещё до нашего с ним знакомства.
Она выдавила саркастичную улыбку, настолько, что она казалась злой гримасой.
— И что потом? — Я удивился, услышав интонацию собственного голоса.
— Потом? Потом, через пять месяцев я родила ребёнка.
— Понятно.
— Я… Я… — Её голос задрожал. — Потом. Я…
— Не нужно, если не можешь.
— Только родила, сыну два месяца, то присыпка, то пелёнки, памперсы, подкормка, денег не то, что не хватало, их просто не было. Ну, кто-то как-то помогал из знакомых, родственников. Давняя знакомая, Ира, она жила, точнее, её родители живут в соседнем доме, поэтому мы знакомы с самого детства. — Рассказ был очень сбивчивы, мне едва удавалось сосредоточиться и собрать воедино её рассказ. — Вот, та подруга встретила меня во дворе с коляской, поболтали, о том о сём, об общих друзьях, чужих успехах и неудачах. Моем академическом отпуске, её отчисление из техникума, и тут она сказала: «Это образование совсем сейчас не в тренде, когда можно зарабатывать гораздо больше сейчас, чем ждать, когда состоится карьера». Я из вежливости спросила, где она так зарабатывает, и она ухмыльнулась и рассказала.
Я подозвал официанта и, руководствуясь картинками, заказал два салата, по виду Цезарь.
— Может, выпьем? — предложил, понимая, что время начало второго, а эмоций пережито на неделю вперёд.
— Нет. — Она мило улыбнулась, понимая, что я дал ей передохну́ть, и она замолчала. Продолжила, только приступив к салату. Как говорят, будучи сытым, грустить невозможно, так же как невозможно радоваться, будучи голодным.
Передохнув, она всё же продолжила, но уже сама:
— Я попала в эскорт. Ну, представь, что такое эскорт в городе, где жителей чуть больше пятисот тысяч человек. Это чуть приличней, чем проституция. Я согласилась только на раз. Чтобы рассчитаться со множеством мелких долгов, чуть вздохнуть финансово, а влипла по полной. Не знаю, была ли Ирка в этом замешана или её отработали по той же схеме, хотя, судя по её характеру, она могла и сразу согласилась на всё это.
— На всё это? — повторил я эхом.
— Меня сняли на видео. Здесь можно курить?
Оказалось, что можно. И мы закурили.
— Потом прямо как в дешёвом сериале. Они шантажировали меня, прощупав, что я поведусь на это и так я стала эскортом в Томских отелях, в основном для командировочных, ну и местной бизнес-элитой. Сами «мальчики» — она выпалила это с очень гневной интонацией, — пользовалась нами, как резиновыми куклами. С клиентами было легко, но с этими ублюдками…
Она нервно сглотнула, отпив глоток кофе.
— Фух, какой крепкий. — Наши откровения межевались с эмоциями, напоминая, что мы далеко, и всё это уже в прошлом. — Я терпела, наверное, я бы терпела долго и долго, но в маме что-то сломалось. Я виновата. Мне тогда было так плохо, она это видела. Она чувствовала, ничего не говорила, смотрела за внуком, терпела мою агрессию, сарказм, злость. Я злилась на всё по поводу и без. Точнее, я просто была мегерой и злилась на всё. Малейший повод и я прямо срывалась на крик. Нет, хлеба, кричу, мне не нужен хлеб, но я кричу. Ребёнок плачет, я ору. Она его убаюкивает, а я запираюсь в ванной, злюсь на всё это и рёву. Я не замечала, что с ней, я замечала только себя. Эти ублюдки изводили меня, а я изводила её. Мою мамочку. — И слёзы хлынули.
Успокоившись, она завершила историю коротко.
— Она не говорила, что ей плохо и началось обострение… Буквально год и она уже едва вставала. Я просила этих козлов дать мне передышку, но они угрожали позвонить и рассказать всё моей матери. Я пыталась её беречь, но она сгорела почти за месяц. Две недели почти не вставала, неделя в коме и её нет.
Говорить что-то, конечно, было глупо, все эти «я сочувствую», просто взял её за руку.
— Я впервые говорю об этом.
— Понимаю.
— Я поклялась, что никогда этого не скажу, но это же как бумеранг. Я уехала к тётке в Нижний Новгород, но даже там боялась оставаться. Оставила сына ей и все деньги, что наскребла, продала всё золото, сдала квартиру за копейки и вот я в Москве. Встретилась с одной из девчонок, мы вместе работали на этих упырей, вот она, то меня и отправила к этому агенту. Вот и мой путь сюда.
Я поцеловал её солёные от слёз губы, и ещё долгое время мы сидели молча.
Солнце выкарабкалось из-за туч, поблёскивая отсветами в утренних лужах. Пять часов после полудня, в такое время очень чувствуется переход сезона, ощущение лёгкого ветра намекало на близость осени.
— Люблю вечер воскресения, в этом есть что-то семейное. Это время чаще посвящают близким, чем тусовкам.
— А ты романтик. — Она, наконец, улыбнулась, кутаясь в свою тонкий объёмный кардиган, приятно было прижать её к плечу и просто стоять никуда не торопясь.
— Это плохо? — Я уже знал её реакцию, сейчас она пожмёт плечами и скажет: «нет».
— Нет, — пожала она плечами, отпив кофе из бумажного стаканчика без крышки. Она всегда снимает пластмассовую крышку с бумажного стакана, я, наоборот, предпочитаю оставлять его закрытым.
Мы оказались между тремя магазинами, двухэтажной Zara, H&M и магазин с детской одеждой. Она не отрывала взгляда от витрины.