— А ещё одно из подобных изречений, ты сам будешь одной рукой дрочить, а другой будешь листать книгу перед камерой. А снимать всё это будет твой же босс. Понял?
Оттолкнул охранника, тот хрипя и откашливаясь, извивался на полу, а Стен перешагнул через него, подойдя к быку, который разорено, взирал на него, и задрав голову, проговорил одну лишь фразу, но так, что бык сник, и даже мне показалось, попятился назад:
— Предупреждений не будет, весь твой квартет выйдет отсюда в одну секунду.
Это усмирили прытких секьюрити, а студент два дня держался, за ушибленные рёбра и не смог залезть на крышу.
Стычки между актёрами и охраной происходили почти с первых дней и постепенно нарастали как по частоте, так и по силе эмоций. Не потому, что они были инородными в этом уже сформированном мирке, а их отношение к присутствующим было даже более, чем скотское. Например, Наташка смачно влепила тому же Сергею — охраннику увесистую оплеуху, после того, когда он ущипнул её за грудь. Может, он что-то бы и ответил, но она тут же выпалила:
— Если у меня на груди, останется синяк, тебе слизняк будет очень хреново. Я не буду дня так три в эфире, а это штук пять евро. Платить за это будешь ты.
От фразы пять штук евро, лицо неумелого покорителя женских грудей, вытянулось, и он ретировался. Ещё был Михаил, изначально он казался нам вполне нормальным и комфортным парнем, адекватный, молчаливый, но со временем прямо опаскудил и мы записали его в отряд быдло-быков, вычеркнув из перечня «нормальный чувак». Собственно, оставался в списке «адекватных» лишь один трусоватый Андрей, которые хоть и никого не оскорбляя, он просто не видел то, чего не хотел видеть. В первые же выходные после их появления был прецедент с Мартином. Наши секьюрити, явно перебрали с алкоголем и начали в весьма грубой форме, выяснять его ориентацию. Мы-то давно привыкли к нему и даже забыли о его бывшем покровителе, как собственно, что несколько месяцев назад здесь был некий режиссёр — француз. Между собой перестали звать его мальчик-девочка, правда иногда звали «наш рождественский гусь», где ключевым было «наш» и он действительно стал уже наш.
Так вот, бык Василий, подстрекаемый своим коллегой, стал выяснять так ли это, как ему показалось. Ольга попыталась вступиться, попросив успокоиться, но это было как закинуть дров в полыхающий огонь. Они прямо завелись и втроём начали орать, что не намерены находиться в одном помещении с гомосексуалистами (и эту фразу я исправил, максимально убрав нецензурную формулировку).
— Тебя здесь кто-то держит? — Заорал появившийся словно из воздуха Стен. Охрана не имеет права пить алкоголь. — Цедил он сквозь зубы.
Затем он набрал продюсеру и весьма внушительно пересказал о произошедшем, завершив фразой:
— Успокаивай своих секьюрити.
Тут же запищал мобильный у быка и попыхтев, они удалились в свой бычий «хлев», так мы назвали холл, в котором они обосновались. Тот самый холл, то самое место, в котором каждый из нас некогда проходил кастинг. Мне кажется, хотя тогда они притихли, но их агрессия стала явно набирать обороты.
Наше положение за этот месяц превратилось в ужасающее. Мы были заложниками четырёх нахальных мужиков, и каждый день давался всё сложней. Мы, наверное, надумывали и накрутили себя, но, казалось, что их взгляды, ухмылки, фразы — это прямо оскорбление для нас.
Если два месяца назад, казалось, что никто уходить не планирует, найдя почти что золотоносную жилу мы бы ещё на полгода задержались, но теперь мы еда проживали день, досчитывая чуть ли не часы до завершения дня, затем недели. Выходов за пределы не было так, что и траты уменьшились значительно.
«Без чувств»
И вот суббота, завтра третье воскресенье заточения, мы сидим на крыше, подсчитываем, что у нас уже двести тридцать тысяч евро на двоих, этого едва хватает на квартиру и немного остаётся на жизнь. Но жить в здесь уже невыносимо, поэтому сомнений о том, чтобы уехать не осталось даже у меня, хотя хотелось ещё подзаработать. Маша очень скучает по сыну, мы оба по свободе. Виза ещё действует, хотя там какой-то нюанс с количеством дней пребывания. Но вроде не критично и мы обсудили, что, забрав паспорта, можно на пару дней просто остановится в недорогом отеле и передохну́ть. Мы любовались закатом и планами на завтрашнюю жизнь, небо тогда улыбалось жёлтыми переливами на бирюзовом фоне, а редкие звёзды уже чуть проступали в глубокой синеве, нависая поверх заката. Осенний вечер был очень капризным, утекая с каждой секундой, так что спустя каких-то минут сорок мы уже были в кромешной тьме, лишь внизу под нами загорелся свет уличной гирлянды, и мы понимали, что пора.
— Стоять. — Я прямо замер, обнимая трубу, меня что-то потянуло вниз. Цепкие руки быка тянули меня вниз, пальцы сорвались, и я лицом встретил бетонное основание. Шваркнувшись об землю и погрузившись в темноту на какие-то мгновения, ощущал удары в живот, по плечам. Взвизг и осознание, что это Машка, было волной, когда силы побрасывают меня вверх и я лицом к лицу с быком. Тут им словно развязали руки, один из его упырей, закручивает ей руки за спину, второй удерживает меня.
— Сбежать пытались? Теперь вам конец. — Рычит бык Василий.
А его шакал рвёт на ней майку, обнажив груди, живот, её крик. Что было сил бью быку Василию лбом в зубы и, пошатнувшись, он мычит, ещё удар ногой в живот, и я лежу на спине, но увернувшись швыряю в него тяжёлым цветочным горшком, попадая аккурат по ступне. Снова её крики и этот подонок, охранник пытается почти разодрать на ней одежду. Бью его пластмассовым стулом по спине, она вырывается, сиганув за угол, уже появляются парни. Удар в висок слева, ещё раз и всё темнее, меркнет вместе со звуками.
И вот я сижу связанный по рукам и ногам в подвале, где у нас был всё это время зал для тренировок, в лицо мне светит софит. Кровь на моём лице высохла в бурую сухую коросту, я-то проваливаюсь в забытье. То прихожу в себя. Я вспоминаю кастинг. Свой первый день в студии и бессонную ночь, наше первое свидание, наши мечты на крыше…
У меня нет сил даже шептать не то, что кричать. Что с ней? Пытаюсь звать её, но понимаю, что в мой рот запихнута какая-то тряпка.
Я снова отключаюсь. Возможно, это конец. Они сделают теперь со мной, что захотят. Нам всем конец. Прав был я тогда, когда пришёл. Я знал, чтобы выжить здесь, нужно жить без чувств.
«Без Эмоций»
«Без эмоций»
Можно долго и много рассуждать о миссии, о предназначении и судьбе, о превратностях, закономерностях и фатализме. Думать о том, что могла быть по-другому, и как могло бы быть. Но бывают моменты, когда ты как корабль, запертый между двумя шлюзами, терпеливо покачиваешься на волнах, закрывшись от ужасающих событий, что осталось позади, ещё немеешь сил пойти вперёд и копишь силы, для момента, когда шлюзы откроются и ты подхваченный волной понесёшься вперёд.
А сейчас, пока ты в этой своей гавани, словно на паузе, часто думаешь, что было так или иначе, почему и из-за чего. А как могло быть по-другому, думаешь, как у других, и что могло бы произойти, если бы ты, когда-то тогда выбрал чуть другое, сделал иной поступок, совершил рывок силы воли и преодолел то ли страх, то ли нерешительность, а может, просто вовремя посмотрел в сторону и пошёл иным путём. Чем бы ты занялся?