«А это я покупал там».
«А это покупал тогда».
«А это? А вот зачем я это купил?».
Подобное было и со мной, но настолько давно, что это кажется фрагментом жизни кого-то другого, но не меня.
С ним же мы знакомы столько времени и прошли через такое количество событий, что легко можем понимать, что произойдёт в следующую секунду по одной лишь мимике друг друга. Вот, он делает глоток, морщит нос, сдвигает брови, сейчас он скажет: «дрянной кофе», но, спросит, что-нибудь закажешь?
— Кофе дрянной. Что будешь? — Он будто прожёвывает напиток на вкус. — Здесь неплохой национальный завтрак хотя и для туристов.
Пожимаю плечами, и он заказывает два завтрака, два кофе с дополнительной порцией эспрессо каждому.
Мы в центре самого многонаселённого города Европы, сидим за оцинкованным столом и такие же стулья, обитые второсортным кожзаменителем, заказав завтрак за 7 фунтов.
Молча едим, неторопливо пережёвывая жареные помидоры и фасоль, терзая глазунью ножом, всматриваясь перспективу улицы, разглядывая пробку из красных двухэтажных автобусов и обступивших их чёрных кебов, словно муравьи напали на красных бегемотов.
— Я квартиру снял. — Мой собеседник взглядом обводит стёкла по контуру, затем и вовсе вглядывается в даль улицы. — Нужно чтобы ты подписал договор!
— На чей паспорт договор?
— На его! — Обрывает мою фразу хоть и приглушённым, но резким тоном.
— Считаешь, это не рискованно? — Прижимаю пузатую кружку к губам, сдерживая нарастающее раздражение.
— Нет, нормально. — Он аккуратно подбирает слова. — Никто проверять не будет же. Не думаю, что здесь кто-нибудь знает. — Отрывком фразы добавляет, — его.
Снова молчим, хмурое утро слегка рассеивается. Над крышами виднеется золотистая полоска тёплого весеннего дня.
— Где живёшь? — Спрашивает он, также монотонно.
— В Гринвич.
— Не знаю где это. — Равнодушно пожимает плечами.
— Неплохой район. — Не стал говорить о том, что сама квартира далеко не так хороша, как район. Про скрипучий пол, старый кафель и проблемы с водой, а ещё плохое отопление.
— Будет лучше, если ты переедешь на ту квартиру. — Бинго! Как будто я не понимал, к чему он подводит разговор.
— Для логичности? Или милосердие? Но меня устраивает…
— Так, ни у кого точно не будет вопросов.
— Себя ты, как объявил? Брат, друг, риелтор? — Он морщит нос, но этот вопрос его лицо становится ровным абсолютно, даже залёгшая морщина на лбу выправляется.
— Бойфренд. Мы в Лондоне, здесь к этому меньше вопросов, чем брат или друг. — Мы одновременно делаем глоток кофе.
Моя не лучшая черта: сарказм, а ещё ирония. Мало того что грань между ними весьма у меня размыта, так и выплёвываю эти фразочки спонтанно, к месту это или нет. Но в этот раз сдержался. А ведь уже была хорошая фраза на языке «перед хозяевами квартиры целоваться будем?». Сдержался. Промолчал.
— Хорошо, бойфренд, паспорт какой брать?
— Польский. — Он сделал ещё глоток снова поморщившись, пришлось отдать ему свою порцию эспрессо. — По белорусскому паспорту вопросов будет много. Нет, кофе здесь отвратительное.
Почему он соскальзывает с этой темы.
— Просто кофе машина плохая. Зато завтрак отличный. Колбасу будешь?
— Давай! Забыл, что ты перестал есть мясо.
— Только жаренное на масле и не кусковое. Остальное могу. — Выдавил улыбку, пока он перекладывал сосиски на свою тарелку. — Double expresso, pleas. — Кивнул блондинке у стойки.
— Договорился сегодня на встречу в три. Адрес на бирке. — Выкладывает добротный кожаный футляр с ключами на край стола ближе ко мне.
— Солидно. Нужно подготовиться? Или твой бойфренд простой работяга?
— Желательно. — Он был должен улыбнуться, но не стал, а полосонув взглядом официантку, подождав, когда она отойдёт, продолжил, откинувшись на спинку стула. — Ты студент приехал учить английский и поступать на факультет дизайна. Но сейчас готовишься к экзамену на знание языка.
— На польском не спросят что-нибудь?
— Нет. Не должны. Коренные англичане и снобы. Меня не спрашивали, а я тоже типа поляк. — Чаще этот человек улыбчив и ироничен, сегодня же груб и сух. — И переезжай, пожалуйста, сегодня.
— Сегодня? У меня неплохая квартира и она мне нравится. — Мне так нравится моё одиночество на протяжении этих нескольких месяцев, что любое соседство всё равно будет в тягость, каким бы хорошим оно ни было. Про саму квартиру, конечно, лукавлю, но вот комфорт меня очень даже устраивает.
Бойфренд (англ. Boyfriend) — аналогов в русском языке нет, заимствовано как определение: парень, с которым связывают любовные и сексуальные отношения.
Он помолчал, но выдохнул, едва шевеля губами:
— Пожалуйста, я прошу тебя. — Помедлив с паузой, перекинув взгляд на вид за окном, добавил. — Мне так будет спокойней. Ну, и удобней.
— Ты остаёшься в Лондоне? — Я выдавил слова, так как, обычно выжимают остатки пасты из застарелого тюбика.
— Вернусь через три дня. Нужно… — Подбирал слова, я знаю это выражение лица. — Нужно кое-что завершить.
— Хочу сходить в океанариум и Букингемский дворец. — Заказал нарочито небрежно, переходя на следующую строку разговора.
Расплывается в своей широкой улыбке с небольшими ямочками на щеках.
— А как же портретная галерея?
— Был два раза, а также в музее мадам Тюссо, в доме-музее Шерлока Холмса, в центральном британском музее…
— Ещё кофе? — Официантка словно материализовалась из воздуха, стоило ему отставить пустую чашку. Румянец, проступивший на бледной коже, выдавал её волнение и симпатию. Мне пришлось её звать, а к нему она прискакала как дрессированное пони. Макс всегда располагал к себе людей, особенно женскую аудиторию. Перед ним не устояла бы и убеждённая феминистка, а куда уж мечтательной молоденькой официантке. Сдерживаю ухмылку, покусывая губу: «девушка, если бы вы знали…»
— Не кусай губу, — ухмыляется он.
— Pleas, two expresso takes away.
Кофе появилось почти мгновенно, в самый пик перестрелки взглядов, но к тому моменту девушка помрачнела, скорее всегда сделала какие-то выводы. А может, увидела два фунта чаевых одной монетой на столе.
И вот смотрим друг другу в глаза, словно пришло время выяснять отношения.
Немного пройдясь по Пикадилли так и, перекидываемся обрывками фраз ни о чём, намёками, с плотной вуалью недосказанного. Просто так, без смысла, где каждый и не думал даже фиксировать внимание на том, что сказал собеседник.
Путь обратно кажется чуть длиннее, чем туда. Обрывки мыслей, куски размышлений склеивались одно с другим, подталкивая куда-то торопиться. Кажется, что поезд едет медленней, чем обычно, люди специально пересекают тебе путь, никуда не торопясь и даже растянувшая поводок собака, преградившая путь, делает это нарочно. Хотелось скорее приехать и запереться внутри. Моя текущая квартира была оплачена на три месяца, размышляя над его словами «переезжай сегодня», присел на очень жёсткую кровать, которую ненавидел бессонными ночами. Спать на ней сродни, что отдыхать на медицинской кушетке смотрового кабинета. Не так уж она и плоха, и даже клетчатый колючий плед поверх кровати, не такой уж колючий. Могу повременить с переездом. Под окном снова ругались темнокожие, они жили через три дома, но если ругались, то их слушал весь квартал. Большая собака, снова сбежавшая от своего пожилого хозяина, рылась в перевёрнутом баке, разрывая пакеты с остатками чей-то жизни, гремя лязгом металла.
Было зябко и хотелось в душ с паром, так чтобы обжигал тело и было трудно дышать, но горячая вода сочилась тонкой струйкой из напрочь отвинченного крана, а прибавив немного воды, поток стал вовсе холодным, но всё равно недостаточно сильным.
Немного поразмыслив, пометавшись по квартире, решил собрать вещи и поехать по указанному адресу, но оставить ключи, а с собой забрать лишь несколько вещей из одежды и ноутбук. Ну, ещё флакон любимого парфюма, именно за ним на прошлой неделе я ездил в аэропорт, чтобы купить в дьюти-фри. Вот что за парадокс, ездить за парфюмерией в дьюти-фри, но вот так приходится поступать, если на полках лишь трендовые ароматы и новинки. Пришлось даже купить для этого билет на внутренний рейс. Вот такие прихоти, если ты педант, который не менял парфюм уже лет девять. Аккуратно запихнул в рюкзак кроссовки и спортивный костюм. Бег стал единственной причиной, по которой я выходи́л из дома за последний месяц — два, иногда я выходи́л просто для того, чтобы прогуляться, заодно запасался низкокалорийными йогуртами, но это было в полночь. Так что утренняя пробежка была порой единственным поводом выйти на улицу, чтобы стены не сводили с ума. Начиналась пробежка, когда чуть забрезжит рассвет, а завершалась, когда солнце задиралось до небосвода, вытесняя тьму из всех даже самых потаённых уголков. Поднявшись по скрипучим ступеням, закрыв дверь, задвинув засов, повернув обе рукоятки замка, задёргивал бледно-бирюзовые портьеры, принимал холодный душ и ложился спать. От бирюзово-желтоватых стен этой комнаты веяло грустью, на этих стенах отпечаталось одиночество и прозябание не одного человека, теперь и моё. Ещё раз оглянувшись, решил: остаюсь. Я буду бегать по утрам, спать до четырёх, а потом читать до полуночи, гулять по району, немного писать и снова бегать. Присел на край расправив чуть смявшийся клетчатый колючий плед.