— Не, жизнь, а рай. — Он даже не понимает иронии.
Для себя отмечаю, один персонаж решён. Ещё два.
— Тебе выделили отдельную комнату на втором этаже.
А вот это в мои планы не входило.
Не сразу совладал с эмоцией. Нарушив баланс доверия. Я правда был выбит из равновесия. Мне придётся жить среди всей этой вакханалии. А что это будут за люди? Не уверен, что это вполне будет уместно. Чёрт, чёрт, чёрт!
— Да, конечно. — Киваю, да я даже улыбку выдавить не могу. — То есть помещение двухэтажное?
Может мне предложить им, что я буду сам себе снимать жильё? Так, не паникуем и не торопимся.
— Да, да. Там был небольшой семейный ресторан. Дом нежилой, это министерский архив. Мы оформим здание как хостел. Всё схвачено.
И я в том числе. Мы не предусмотрели того, что меня могу запереть внутри этой вакханалии. Как же…
— А почему Стен? — Любопытный тип оказался, этот Шалтай.
— Потому что… Степан. Ну, так имя претерпело изменения в Англии, когда мы переехали.
— Но диплом, — он порылся в папке, почти следовательского типажа. — Там же…
— Мы же выехали из России ещё до распада союза сначала в Польшу, затем уже в Соединённое королевство. Родители перестраховались. Все изменили имя, фамилию, но внутренние привычки остались. Отец из Игоря стал Питером, мать Эльзой. Очень боялись.
Как же мы поторопились.
— Ясно. — И он наградил меня странным взглядом.
— Стен, это для своих.
— А ну, хорошо. — У него даже на лице написано, что дебил, но не нужно недооценивать. Тот ещё тип, это Шалтай — Болтай, мать его, яйцо куриное.
Макс охарактеризовал Шалтая несколькими короткими эпитетами: «Трусливый, напыщенный и глупый, настолько что выглядит высокомерным, хвали его, и он будет преданней бульдога. А ещё он уже боится тебя, заочно». Боится меня заочно. Боится меня…
— Только, — вот когда фраза начинается с этого то, не жди ничего хорошего. — Студия ещё не готова, мы только. Ну, только начали. Но второй этаж уже красят.
— Я уже забронировал отель. Всё хорошо. Хоть увижу город. — Внутри меня взрывались фейерверки счастья.
— А где? Может, отвезу?
— Здесь недалеко судя по карте. Больше будем по переулкам колесить, я дойду.
— Ну, славненько. Хочешь увидеть студия сегодня. У меня ключи есть. Строители, наверное, уже там.
— Да, конечно. — И почему всех так тянет вечно на стройку, я бы и вовсе не появлялся в таких местах, пока все работы не завершатся.
— Только закажем кофе, мой совсем остыл. Ты, как?
Благодарно киваю, выпиваю третий кофе за утро, в висках уже стучит. Даже румын в Лондоне не варил такого крепкого кофе. Итальянский ристретто, просто вода.
Вена, а машина Вольво. Не патриотично.
— Вольво? Одна из самых надёжных машин и дорогих машин в своём классе. Очень ценю, эту марку.
— Да, я только Вольво беру, где бы ни жил. Только Вольво, лучше, нет ничего. Самая лучшая машина.
Что ещё? Парфюм? Мне кажется, но от него пахнет то ли кондиционером для белья или стиральным порошком. Обувь, обувь, нужно посмотреть его обувь.
Оказалось, прямо дедовские тапки. Даже зацепиться не за что.
Студия оказалась действительно близко к центру, ну, по крайней мере, от станции CAT до этого места на машине с учётом светофора мы проехали менее пятнадцати минут.
«Первый вход, недовольный выдох»
Трудно оценивать высоту здания, когда вокруг всё одной высоты. Вход был притягательным, уютным по-домашнему. Когда-то это был, наверное, флигель, а теперь здание зажато между двумя кучерявыми домами в стиле ампир. Вот вам местная эклектика, как сказал бы любой гид. Сверху флигель приплюснуло плоское здание, словно упавшая бетонная коробка с окнами. Получается всё, что осталось от здания, это фронтальная стена, высокая дверь, два окна с прутьями — решётками, плотно закрытыми изнутри.
Белая дверь с золотым натёртым до блеска кольцом тяжело скрипнула, приоткрывшись вовнутрь. Высокий бордюр и за ним две ступени вверх. Квадратный холл метров так двадцать и не более. Окна рядом с дверью плотно закрыты деревянными створками, на правой стене, так вообще что-то типа готики с жёлто-красными стёклами. Холл пуст, белые стены, белый потолок, светло-серый пол и только в конце невысокая тёмная дверь. Быстро сквозь тяжёлый пыльный воздух преодолеваем холл под отзвук шагов, скрип двери и за дверью несколько ступеней вверх, гранитной плиткой выложен ромбовидный рисунок, на полу длинного коридора. Взгляд скользит по жутко зелёно-жёлтым стенам. В само́й середине коридора хлипкая дверь прячет серо-зелёные крашеные стены душевой, в углу притаился унитаз. Всё это удручает и удушает, отдаёт подсобным помещением вахтовых строителей. Моя первая лондонская квартира в сравнении с этим, просто комфортабельный люкс.
Оканчивается длиннющий коридор снова дверью. Стеклянная дверь ведёт на открытую каменную площадку. Круглый стол, несколько стульев в углу два ящика с землёй, подобие клумб. Вся площадка замкнута бетонными стенами высотой метра так три и аккуратными узкими бордюрами с травой вдоль стен. Первая ассоциация — место для прогулок в тюрьме.
— Так вот, что скрывают эти однотипные здания пастельного цвета с белой лепниной. — Выронил фразу вслух. — Никогда не подумал бы что внутри этих домов маленькая уютная терраса с цветами, узкими газонами, и помещения для порностудии. — Исправляю сказанное.
— Правда, чудесно? Особенно то, что никаких соседей. Посмотри. — Он указал на окна двух зданий, образовывающих левый угол. — Это вот архив.
— И там, никого не бывает?
— Их окна выходят на улицу. А эти наглухо заставлены стеллажами. Мы уточняли.
Киваю, осматриваю.
Две стены образуют здания, ещё одна, это глухая бетонная стена с удручающей высотой. Стена уводит за угол. А там плотно заколоченные ворота на вид деревянные, но, возможно, обшиты рейками. Слева к ним примостилась ветхая деревянная сараюшка.
Надеюсь, это не туалет. Но опасений не высказываю, молчу.
— Здесь прачечная.
И от этого становится ещё хуже. Страшно, что внутри этого обломка архитектуры, что был когда-то семейным рестораном. Возвращаемся в здание, осмотрев прогулочную зону заключённых и сарай — прачечную.
Вправо от двери на террасу квадратная комната, с двумя узкими окнами задёрнутые плотными грязно-зелёными портьерами. Толи диван, то ли груда пуфов в центре. Запах сырости, пыли и сигаретного дыма. Справа вход на небольшую кухню, узкую и длинную метров двенадцать, это ж какой был ресторан? Далее узкий коридор с несколькими дверьми. И здесь я буду жить?
— А это что за комнаты? Можно?
— Да, да, конечно! — Расшаркивается он и открывает двери и ужас.
Квадратная комната с закрещённым зелёной краской стеклом. Вбок душевая, задёрнутая шторкой. Деревянные стены, туалет.
— Здесь будут спальни.
Внутри всё обмерло. Чёрт! Там, что-то было про полгода. Тюремные нары рядом с этим просто рай.
— Напротив, ещё спальня, дальше ещё, вот там лестница. — Указывает он на холл с отсыревшими тюфяками. Деревянная лестница притаилась в темноте помещения, видно лишь несколько ступенек с деревянными перилами.
Поднимаемся по скрипучей дощатой лестнице, и нас сопровождают красивые деревянные перила, а дальше высокие резные двери. Рай после ада. Открывает одну из дверей. Квадратная светлая комната с тремя мужиками устроивших обед на перевернутом ящике.
— Это твоя комната! — Шепчет Шалтай. — Два окна выходят на террасу, и одно на улицу. Вот это прямо над дверью. А напротив, комната коменданта.
Коменданта? Ты шутишь? А может, ещё будет надзиратель, сторож и вахтер?
— Кто? — Делаю вид, что не расслышал.
Строители что-то спрашивают, могу лишь понять, что речь похожа на немецкий, но явно с тяжёлым акцентом. Протягивают бумажный веер с цветовой раскладкой.
— Можешь выбрать цвет. — Кивает Шалтай. Он издевается?
Выбираю серый, чуть темнее светлого, чуть светлее тёмного, мягче классического, теплее бетона. Цвет словно кто-то мазанул грязным пальцем по чистейшему хлопку.