Я рассмеялся, своим самым глупым и наигранным способом.
— Ты то, что смеёшься? Ты головой не можешь подумать? Заходишь к любовнице, в белой рубашке, чёрных брюках и босиком. Ты в подъезде разулся? Или босиком пришёл? Купи ему носки! — Ткнул в Сергея листком. — Ты здесь вроде как администратор или что-то вроде этого. — Тот лишь развёл руками. — Сергей, ну а кто знает? Вот план, обсуди с каждым, что нужно, чего не хватает и купи. Не знаешь, где купить? Через интернет закажи. Не можешь сам, Никиту попроси.
Все молчали, потупив глаза.
— Снимайте следующих. — Он швырнул листок Оливеру на скрещённые руки, тот взметнул было глаза, в безмолвной борьбе взглядов победу одержал директор. Да, та ещё сволочь. Просто непобедимая сволочь.
Василина была из тех людей, что слывут нелепыми, но остаются душой компании. Ни одной сплетни, ни одного плохого слова. Уже две недели, как её нет с нами, хотелось бы сказать, что скучаю, но это не так… просто иногда вспоминаю.
Про что это я? Ах, да про бар и синее море.
Оксана вернулась с устойчивым ароматом выкуренных пары сигарет. Целоваться с курящей, это всегда терпеть странный и совсем неприятный привкус, особенно если ты сам не курил.
Мы продолжаем уже очень откровенные сцены в своём этюде «измена олигарху на барной стойке». Стойка трясётся, в какой-то момент я снова отключаюсь от реплик оператора, от планируемых действий на совершенно иные мысли. Без этого настроя мужская сила ослабевает. И весь процесс терпит фиаско. Как-то Мартин сказал: «В такие моменты ты просто чувствуй кайф, чувствуй именно сам процесс, думай о том, что ощущает сейчас твой половой о́рган. Это ведь физиология и всё создано природой именно так, чтобы из тебя брызгала скоплённая жидкость и не более того. Поэтому главное, чтобы было влажно», с трудом выговорив эту фразу, он звучно рассмеялся в пьяном угаре.
Про пьяный угар. Алкоголь здесь не редкое явление, но очень умеренно, за исключением субботы. В эти вечера нам позволено всё, словно солдатам в увольнительную.
Наш порно лагерь живёт по своим правилам, некоторые были навязаны продюсерами, некоторые сложились сами собой. Работаем почти как офисные сотрудники, с понедельника по пятницу. В субботу изредка съёмки только, если что-то не успели снять за пять дней, а в графике, что был прикреплён на стену возле телевизора, этот день значился как Cleaning day. Слева был ещё листок, где напечатано: «Cleaning day — соберите своё барахло в пакеты и выставите в коридор». Так, мы и делали, всё, что нужно сдать в прачечную, мы складывали в белые пакеты. То, что выбрасывали в чёрные. Всё, что для стирки просто в специальные сетчатые мешки и относили в корзину. Все вещи убирали вовнутрь шкафчиков, так чтобы все полки были пустыми, вплоть до зубных щёток и бритвенных принадлежностей. Потом выбирали активиста, чаще всего это был Пашка и Валентин. Им давали список того, что купить из алкоголя и сигарет. Девчонки организовывали заказ ужина, и к вечеру мы уже упиваемся свободой и отличным алкоголем, а в воскресенье после 11 уже никого не должно быть в студии и до 17–00.
«Выход за дверь»
Странным было ощущением выйти спустя две недели за двери нашей коммуны, находиться внутри этих стен стало привычным. Первые выходные были неким карантином, так что выйти из дверей удалось лишь спустя тринадцать дней. Выпорхнув из уже позабытой белой двери с золотым кольцом и вьюнками, я даже подумал о том: «хочу ли я куда-то идти?». Собственно, мне и идти было некуда. Трудно было осознать, что это не только незнакомый город, но и совершенно незнакомая страна, язык, культура. Нет, безусловно, я уже бродил по этим улицам и даже два дня жил в хостеле возле вокзала и насколько мог, исследовал непривычное ощущение «быть туристом», мне не понравилось. По сути, что может позволить себе человек подобный мне? Бесцельно бродить по улицам, переулкам, тротуарам, без шанса поговорить, к тому же экономишь каждый цент и вглядываешься в витрины. Это всё не для меня.
Это сейчас, получая еженедельно по понедельникам, оплату за предыдущую неделю, меня всё устраивает. Я могу выпить кофе, пообедать в центре и даже купить что-нибудь из одежды. А приехав, у меня оставалось десять евро, которые я благополучно спустил на дорогу в центр и хостел, так что моим первым ужином был самый доступный по цене фаст-фуд, эдакий кусок батона с громадной сосиской, слайсами маринованного огурца, и всё это обильно сдобрено соусами. Я понимал тогда, просто нужно выжить или что-то придумать, но воображение иссякло.
Какой бы сволочью ни был Стен, но он уберёг меня тогда от ночлега на вокзале. На момент кастинга в кармане бряцали несколько центов и не более того. Я-то рассчитывал. Кастинг пройду, сразу съёмки, там попрошу аванс и начну жить по европейский, по-австрийски, по-венски. Но всё оказалось не так. Кастинг вроде прошёл, ответ будет вечером, заселение в субботу, а до этого пара дней и жизнь на двадцать центов. Наверное, мой взгляд был таким голодным, и он отстегнул мне безвозмездно пятьдесят евро. Я было чуть не улетел домой, подумав о том, что когда вернусь, заработаю и отправлю как-нибудь эти деньги, но выдохнув подумал о том, если мне так легко дали 50 евро, то должно быть здесь с деньгами всё очень хорошо. И остался!
Кстати, когда я пришёл на кастинг, побрякивая несколькими центами в кармане, очутился на сером кожаном диване, где теперь мы снимаем офисные сцены. Стен задавал мне вопросы. Кто я, откуда, как получил адрес, как узнал, был ли опыт и… Раздевайся.
Вот я и замер в исступлении. А где партнёрша, где антураж? Сидят два чувака одному под тридцать другому, наверное, за сорок и раздевайся. Эй, парни, я не такой!
— Улыбаемся и смотрим в камеру. Она наверху, прямо надо мной. Да, это она и есть. — Выдавив улыбку, Стен ткнул указательным пальцем в потолок. Там красовалось круглое серо-стальное тельце камеры, оно покрутилось, давая о себе знать и чуть вдвинув объектив, намекая, что все во внимании. Собравшись с духом, здесь не до сил и мыслей, просто выдохнул и встал.
— Можешь помахать ей рукой. — Стен ухмыльнулся, уткнувшись в монитор.
Я помахал, и камера несколько раз кивнула. Серёга, тогда я даже не подозревал, что он Серёга и любит побухать, так, вот он протянул мне стакан виски. Я закинул половину стакана в два глотка, выдохнул, поборов жжение, расползающееся по телу. Собрался с духом и стянул с себя футболку, которая от жары и беготни прилипала ко мне. Вроде бы я сделал я это эротично, ну, мне так показалось.
Отвлёкся. Со мной так часто.
— Стоп. В камеру! Работаем на камеру. Николай? — Поворачиваюсь в сторону камеры, осознавая, что совсем ушёл в свои воспоминания, забыв о съёмках. Весь мой мужской потенциал обвис вместе и с процессом, а Оксана уже минут пять имитирует удовольствие, а от меня толку не больше, чем от свалившегося со стула Сергея.
— Николай, нам, что снова вернуться к препаратам? — В такие моменты голос Стена звучит, тоном моей учительницы русского языка: «Николай, мне, что вызвать твоих родителей в школу». Мне даже кажется, что звучание похожее.
А если ему надеть лакированные туфли, подкрасить губы рыжей помадой, ещё блузку в крупный горох и мелкую химию, точно Марья Петровна.
— Нет, Марья Петровна! — Буркнул, вытирая пот, припомнив ту даму.
— Что? — Смешки раздались вспышками по студии, сразу было понятно, кто и где приткнулся. Оператор улыбается, боясь хрюкнуть смехом, он обычно так и смеётся, даже если не приходится сдерживать смех.
— Коль, у тебя новый фетиш? — Оксанка оценила шутку.
Представив, Стена в облике Марьи Петровны, я разразился смехом.
— Ладно, перерыв. Кто-нибудь знает, где наш алко-олигарх прячет таблетки? Дайте ему таблетку. — Стен трёт лоб, первый признак, что он на грани взорваться. — Все люди как люди, а ему Марью Петровну подавай. Допились, блин.