— Ну, что же, Андрей? Трогаться надо. День теперь короткий. Иди вперед, а я дешифрировать снимки буду. Тебе по болоту ходить не в первой! Как-нибудь вылезем!
— До Сожи добраться! А за Сожей сухо будет. Только бы снегу с дождем не было!
Отобрав нужные для дневного перехода снимки, техник-топограф осмотрелся вокруг, наколол первую точку[45], отсчитал по анероидам[46] давление и, поправив брезентовый плащ, пошел за проводником по узкой тропинке в горку. Извиваясь змейкой между высокими кочками и огибая старый колодник, она вывела на веретью. Шириной в пятьдесят — сто метров веретья напоминала искусственную песчаную насыпь. Она отделяла долину Сухоны от огромного сфагнового болота, поросшего по окраинам редкостойными сосняками. На самом болоте маячили низкорослые, толщиной в руку сосны. Тропинка раздваивалась — одна вилась вдоль Сухоны по сухой веретье, другая вела на болото. Деревья к болоту редели и между ними открывалась «чисть», то осоковая, то бугристо-грядовая с мочажинами и зыбунами. Туда осенью и весной по нестаявшим льдинкам ходят собирать обмороженную клюкву.
На севере местность заметно понижалась к Сухоне, лес неожиданно обрывался и снова синел вдалеке на противоположном берегу, уходя к горизонту.
Идти по веретье было легко и приятно. Под ногами натоптанная песчаная тропка. На кочках краснели грозди спелой, слегка тронутой заморозками брусники, а ближе к болоту встречались смородина и голубика. Иногда путники нагибались, чтобы на ходу зачерпнуть полную горсть брусники и потом, медленно, растягивая удовольствие, высасывать из нее сок. К полудню подул ветерок и разогнал облака. Сквозь белую дымку проглянули тусклые желтые лучи осеннего солнца. Они немного согрели воздух позднего холодного утра. С болота потянуло пряным запахом богульника. Где-то далеко в вышине раздалась тихая гортанная перекличка журавлей.
Непривычный к лаптям топограф Александрыч, переходя по двум тоненьким жердочкам речку, прорезавшую поперек веретью, поскользнулся на мокрой, подгнившей коре и свалился в холодную воду. Чтоб не остынуть, зашагали быстрее и вскоре пришли к тому месту, где веретья кончилась и надо было сворачивать к югу в болото.
После недолгой перекурки, во время которой была сделана очередная бароотметка[47] и опознана на снимках точка, на которой они находились, ходоки направились к открытому болоту. Сфагновые редкие сосняки[48] с высокими кочками и замшелым колодником сменил сосняк карликовый. Изогнутые ветрами сосенки, нетребовательные к почвам, приютились здесь, прижимаясь к высоким буграм, кочкам и грядам. Между грядами от постоянных дождей скопилась вода и образовались борозды и мочажины. Ноги стали все чаще и чаще проваливаться выше колен, то в глубокую моховую подушку, то в мочажины. Путники с трудом выбирали места посуше и потверже.
Шаг стал нетвердым и удлиненным. В поисках прочной опоры ноги невольно вытягиваются. Когда стремишься переступать препятствия из кочек и мочажин, чтобы найти твердый грунт, то приходится делать прыжки от одного подернутого мохом корня к другому.
Так, то перепрыгивая от деревца к деревцу, то бредя выше колен в холодной воде мочажин, проходили двое топографов свой последний маршрут в этих краях. Высокие, припитанные ворванью кожаные чулки, надетые поверх толстых шерстяных носков и перевитые веревкой лапти, которые не задерживали воду и она тут же на ходу выливалась из них, — не стесняли движений и сохраняли тепло. Ход, намеченный на аэроснимках, медленно, но верно претворялся в натуре. Аэроснимки — какое это благодарное «подспорье»!
Но вот кончился и низкорослый сосняк. Андрей, как утопающий за соломинку, невольно уцепился за последний тоненький ствол сосенки и замер на месте, не зная куда сделать шаг. Впереди было ровное, без бугров и гряд, поросшее мхами и редкой осокой пространство. Нога сразу проваливалась выше колен в мягкий изумрудно-зеленый мох. Впереди, на почти безлесной равнине, кое-где темнели, как полыньи, лужи коричневатой воды. Между ними, от кочки к кочке, от пенька к пеньку, или от маленького деревца к деревцу, тянулась зелеными дорожками осока и бугрились едва заметные гряды то зеленоватой, то уплотненной бурой торфянистой массы. Андрей тронул ногой зыбучие мхи и, как только перенес всю тяжесть тела на одну ногу, перед ним поднялась волна из осоки и мхов. В ней булькала и вскипала мелкими пузырями вода.
45
46
47