Неожиданно из-под корней опрокинутой толстой сосны выскочил заяц. Сделав огромный прыжок в трех шагах от Александрыча, он отскочил в сторону, сел на задние лапы и осмотрелся. Но бедняге дорого стоила короткая встреча с ними. Андрей не растерялся. Привычной рукой быстро вскинул ружье и выстрелил. Сделав последний предсмертный скачок, заяц камнем шлепнулся на землю.
— Ну вот и пополнились провиантом, — тихо сказал Андрей, запихивая в мешок серого с белой грудкой и белым хвостом зайца, — смотрите, скоро совсем побелеет, зима не за горами!
Не дожидаясь товарища, я влез на первое поваленное дерево и, цепляясь за сучья, перешел по стволу к другому дереву. Земля осталась внизу. Деревья лежали одно на другом, сцепившись ветвями и обнажив могучие корни. Начались новые упражнения в ходьбе. Пробираться по стволам было легче там, где были сучки. За сучки можно было держаться. Но там, где лежали голые комли с подгнившей корой, она обваливалась под ногами и ноги, обутые в лапти, скользили по мокрой гладкой древесине. Приходилось ступать осторожно, извиваться всем телом, с трудом сохранять равновесие. Когда ноги, обутые в жесткие, как колодки, лапти, неудержимо скользят, а из-под них съезжают и падают вниз огромные куски подгнившей коры, — продвигаться вперед не легко! Чтобы удержаться наверху, хватаясь за сучья, и не съехать вместе с корой куда-то вниз, приходилось постоянно балансировать и быстро, мелкими шажками переставлять ноги. Накинутый плащ цеплялся за корни и сучья, а за спиной то и дело переваливался с боку на бок мешок. Он не был очень тяжелым, но всегда тянул книзу, в сторону, и мешал балансировать.
Иногда между нагроможденными один на другой стволами появлялись прогалины, и внизу виднелась поникшая бурая трава и зеленые мхи. Они манили к себе. Спустившись на твердую землю, ходоки отдыхали от неимоверных упражнений в эквилибристике. Чтобы продлить удовольствие от ощущения, что под ногами твердая земля, иногда пробирались под сводом переплетенных ветвей, корней и стволов. Но пролезать под ними было тоже не легко. Сучья и валежник преграждали дорогу и цеплялись за все. Обгорелые корни и стволы пачкали руки, лицо и одежду. От дождя сажа на лице и плащах стекала мелкими струйками и въедалась в кожу и материю. Вскоре она так украсила и без того необычный вид обоих ходоков, что мы стали походить на трубочистов.
Опытный в ходьбе по болоту, Андрей растерялся в ломах и гарях. Попытки оглядеться вокруг и выбрать путь наиболее удобный и прямой не привели ни к чему. Мы еще больше устали, карабкаясь наверх по скользким наваленным горой стволам, и поминутно спускались снова вниз, а затем снова влезали наверх… Но сверху все же было относительно видней, куда нужно идти, чтобы держать одно направление. Внизу же между стволами, корнями и ветвями мы пробирались наугад и натыкались на непролазные стены полугнилого, обгорелого колодника. Казалось, мы уже бесконечно давно карабкаемся, скользим, срываемся и вновь с трудом взбираемся на стволы, как на высокие плетни и заборы.
— Скажи, Александрыч, далеко ль до бараков, что на широкой просеке[53] и ледянке?[54] Ежели так будем лазить, то и до завтра не вылезем из этой заломленной чащобы?.. — спросил Андрей, усаживаясь, как в кресло, на ветвистые толстые корни огромного, приподнятого над землей выскера[55]. — Давай сделаем перекур и бароотметку! Смотри, ни конца ни края нет этой гари! Сколько же тут лесу полегло?! — И Андрей стал свертывать из махорки цигарку.
— Три снимка еще пройти надо. А всего, наверное, около двенадцати километров этой прелести будет.
— А прошли сколько?
— А кто же знает?! Опознаться невозможно! Так и запишем. А времени — уже третий час! День теперь короток. Еще часа три лазить осталось… Да и дождь не перестает!
— Не миновать нам в ломах ночевать!
55