Временами, оторвав глаза от пола, он вглядывался сквозь запотелое стекло в серый туман ночи, прислушивался к шелесту дождя по крыше и, точно отмахнувшись от назойливых мыслей, опять опускал голову. Он старался понять неведомую причину помехи сплава. Впервые оплошав на доверенном ему государственном деле, искал и не мог найти выхода из трудного положения. Видно, он первый раз находился под арестом и не хотел и не мог с ним смириться. В ожидании развязки он не знал, к чему приложить свою силу, время тянулось медленно, и он сокращал его куревом.
— Мир вам, и я к вам! — Приезжий подошел к столу и начал вытаскивать из мешка еду. — Что, товарищ лоцман, не повезло? Обсыхаешь?
Не отводя от пола глаз, лоцман глубоко затянулся и, цедя дым сквозь усы, глухо и сдавленно проговорил:
— Не бег я. Куда побежишь — леса кругом. Не такие плоты важивал по Каме. Кабы река знакома была, да не такая песчаная с перекатами — не быть бы греху. Вот она шестирядка-то, как в песок врезалась! И пароходом тащить пытали, и воротами подтягивали. Грусть одна. Не по такой реке эдакие плоты гонять да в межень еще! — Лоцман тяжело вздохнул, сделал последнюю затяжку и встал со скамьи, чтобы бросить окурок. Тут приезжий увидел его во весь рост. Было в лоцмане около двух метров. Сильное тело, выпуклая грудь, широченные во всю дверь плечи и особенно большие, в желваках, шершавые руки говорили о редкой физической силе.
«И такого арестовать? Запереть, лишить работы, движений, воздуха», — невольно подумал приезжий и тихо сказал:
— Не тужи, лоцман, что на Печору попал. Народ тут хороший, помогут. Лишь бы дождичек шел посильнее да вода прибывала быстрей. А река реке рознь, хоть иные и в одну сторону текут. На одной реке глаз со струи не спускай, только нос успевай поворачивать. А не потрафишь — прощайся и с лодкой, и с жизнью… Да ты брось кисет-то, смотри всю избу новую прокоптил. Табаком горю не поможешь. Лучше чайку с сахаром-рафинадом выпей. К утру сверху может паводок придет. На Печоре так бывает.
— Это и мы, камские, знаем. Наша Кама в разных местах тоже не всегда бывает пригодна к сплаву. Иной плот река на поворотах о камни стукнет, по бревнушку разметает и молем вниз пустит. Но там моль словить запанями можно, или в матушку-Волгу пойдет. А тут прямо в море полярное по бревну раскидает. Не моя вина, что поздно сплавлять начал от Троицка. Ну, а как застрял да обсох с горя, конечно, хлебнул лишнего. Ведь один с этаким лесом остался. Все товарищи впереди давно!
Последние слова он выкрикнул громко и отрывисто. Видно за самое живое была задета его лоцманская гордость. Он не мог примириться с чужим и своим промахом. На паводок оставалась единственная надежда.
Перевернув донышком кверху опустевший стакан, он отодвинул его к ведерному самовару и, сгорбившись, опять начал свертывать козью ножку.
— А вы отколь будете, товарищ? Простите, задымлю опять.
— Из Москвы.
— Из самой Москвы? Да… Не бывал я там. Этим годом зимой собирался, да знать рассчитал плохо. — И, забыв зажечь спичку, он впервые посмотрел на приезжего. Из-под густых бровей, в упор, не моргая, точно из глубины души, просили о сочувствии чистые серые глаза. Они глядели открыто, просто. Но вспыхнула спичка, глаза скрылись за густыми бровями, и на лице появилась едва заметная горькая усмешка. Зажатая между пальцами козья ножка задымилась где-то над кудлатой головой. Огромные пальцы, плохо сгибаясь, разглаживали непокорный ус. Лоцман нравился незнакомцу, он чем-то притягивал к себе.
— Не кручинься, товарищ, может уплывешь еще. Дождь на пользу идет.
— Вот четвертые сутки сидит. Глаз не смыкает и только с одной лавки на другую пересаживается, — участливо проговорил милиционер и полез спать под полог на кровать.
Подложив под бок спальный мешок, приезжий разместился на лавке, и вскоре в горнице наступила тишина. Только лоцман курил одну за другой цигарки да изредка открывал окно и всматривался в серую пелену дождя, силясь увидеть покинутый плот.
Когда утром сторожиха слезла с печки и пошла доить корову, лоцман разбудил приезжего. За окном была все та же беспросветная дождливая погода. Все те же нависшие низко над лесом тяжелые тучи медленно уплывали на север. На пустынной улице, собирая стадо, пастух громко колотил в доску. Кое-где, прижимаясь к земле, из труб закрутился дымок.