— А как же с оглоблей быть? — спросил Андрей.
— Дотянет! А не дотянет, новую сделаем, — ответил я.
После обеда и короткого отдыха я долго тщетно смотрел в бинокль, пытаясь найти в лощинах признаки присутствия отряда С. Ф. Коробко. Содержание письма, очевидно, было ему известно, но он, кончив нивелировку, еще вчера спешно «смотался» обратно в Кириллов…
Мой «детский сад» тронулся в путь, туда, где случилось «несчастье».
Мы снова дружно бродили по лесам, большим вырубкам, топким болотам и старым гарям.
«Поработать немного» — отняло у нас две с лишним недели.
В первых числах сентября, поздно вечером, под воскресенье, отряд въехал в ворота опустевшей базы. Сторож открыл чулан, и мы быстро втащили пустые мешки и инструменты. Продовольствие было съедено. Последние дни жили на мятных и медовых пряниках, которыми запаслись на обратную дорогу в Сизьме. Цыган еще больше похудел, от этого он стал еще ленивей и едва волочил ноги. Но у нас настроение было бодрое и веселое. По домам расходились в темноте, с сознанием выполненного дела.
У детворы уже начались занятия в школе, поэтому отряд собрался на базе только к вечеру в понедельник. Одетые в свою лучшую одежонку, мальчишки стали совсем непохожими на тех «цыганчат», за которых их порой принимали местные жители. Девушки были в новых платьях, которые надевались только по праздникам, как говорят, «приубрались» и даже надушились дешевым одеколоном. Когда все они, загорелые и улыбающиеся, ввалились за мною к Федору Ивановичу, он весело крикнул:
— За расчетом пришли?! А может быть снова поедете, поближе к железной дороге в Чебсарский район?
— Нет, учимся. На другой год, разве?.. — деловито ответил Саша и посмотрел на товарищей.
— Ну так получайте полный расчет.
— Какой расчет? — удивился Андрей, — мы пили, ели, нам получать нечего.
— А расчет вот какой — Андрею причитается три сотни с небольшим и другим примерно по стольку. Ну? Получайте!
«Ребятня» молчала, мялась и не знала что делать с деньгами. Такой куш подвалил им впервые. Деньги со стола брали не пересчитывая и, отходя, говорили спасибо. А когда расчет кончился, из комнаты никто не хотел уходить, и всё расселись на лавках у стенок, точно перед отъездом.
— Ну, что же, товарищи, спасибо! Помогли! Прямо-таки выручили! Получите еще и премию.
Федор Иванович посмотрел на меня. Я кинул ребятам два новеньких кожаных мяча и волейбольную сетку. От восторга мои молодые друзья вскрикнули и уходя забыли поблагодарить.
— Трудно с ними было тебе работать? — спросил меня Федор Иванович, когда захлопнулась дверь.
Я покачал головой и в раздумье ответил:
— Разве что в первые дни…
— Скажи ты, как получилось!.. Оказался «мал золотник, да дорог»!
НОЧЕВКА НА ЩЕЛКУЧЕМ
До середины тридцатых годов нашего столетия Горная Шория и Ойротия славились прекрасными лесами и пушным промыслом. Но в первые годы второй пятилетки леса были вырублены и спущены вниз молевым сплавом к предгорьям. Порубке лесов предшествовали аэрофотосъемочные и топографические работы, которые положили начало современному изучению географии и истории этого края.
Стало известно, что во многих названиях гор, рек, озер и населенных пунктов до настоящего времени сохранились корни древнего монгольского языка. В некоторых местах — по долинам рек и на горных перевалах — уцелели глубокие колеи дорог. Видимо, в давние времена здесь пролегали пути постоянной связи хакасов и ойротов с Монголией и Китаем. Хакасы и ойроты сами являются ветвями монгольского народа. Они освоили эти земли много веков назад, еще до нашествия Чингис-хана, перевалив с юго-востока через горы в районе городка Уланком и озер — Убсу-Нур, Улан-Нур и Ачиту-Нур.
В этих местах, пробираясь к Телецкому озеру и к отрогам Чулышианского хребта, прокладывал высотные ходы и дешифрировал аэрофотоснимки топографический отряд техника Галкина. После обычных трудов к исходу ясного осеннего дня отряд остановился на ночлег в долине небольшого ручья Щекучего. Лагерь расположился на ровной каменистой площадке между двумя скалистыми утесами.
Рабочие-реечники укрепили на кольях брезентовый навес, поставили четырехместную палатку, подвесили лошадям — Рыжухе и Серому — торбы с овсом и разложили костер. Ойрот, охотник и проводник, ощипал и выпотрошил четырех небольших косачей, убитых между делом во время перехода.
Молодой, загоревший на горном солнце топограф Галкин тихо разговаривал с коренастым бородачом. Бородач стоял на высоком камне и, устремив взгляд вверх по ручью, рассеянно отвечал на его вопросы, о чем-то думая.