Плот действительно стал плавучим домом. От него по утрам уезжали на день обследовать долину и к нему, в условленное место, как к дому, возвращались из далеких и трудных походов по низовьям притоков. На нем домовничал очередной дежурный — готовил утренний завтрак и ужин, провожал и встречал товарищей. Чтобы днем не терять времени, обед заменили дневным перекусом в маршрутах.
На самом верху на мешках Юрий разложил ветхие старые карты, устроил на плоту наблюдательный пункт и, вооружившись восьмикратным биноклем, рассматривал берега. Он делал на картах пометки и вел в толстых тетрадях подробные записи. С берегов на плот привозились в пестрых мешочках образцы горных пород и аккуратно укладывались во вьючные ящики. Комплексный отряд старался вскрыть связь геологического строения долины с режимом реки и падением вод в порогах. А карта реки, как всякая карта, «зарождалась в поле».
К вечеру второго дня вдалеке показались высокие кручи обрывистых берегов. Пестрая, слоистая толща песчаников, то желтая, то розовая и почти красная, встала стеной. Стиснутая ими река, точно подпруженная плотиной, разлилась широко и казалась тихим спокойным озером. Плот почти не двигался по гладкой поверхности и его медленно относило к берегу. С низовья долетал глухой гул и рокот. До порога Тюменца было больше трех километров, а рев прорвавшихся вод уже разносился над гладью застывшей заводи и предупреждал о близости неукротимого зверя.
Оба лоцмана, приложив ладони ко лбу, старались разглядеть в мерцающей под отблесками солнца реке только им известные приметы прохода в пороге. Молча переглянувшись, старики перекрестились, поплевали на ладони и разошлись по козлам. Старик помоложе — он был послабее — стал подгребать веслом на носу, а старший дед возился с веслом на корме. Вскоре плот медленно выплыл на середину реки и его увлекло течением. Лоцманы прилагали все силы, чтобы выгрести плот на быстёр. Задыхаясь, суровый дед кликнул к себе на помощь Юрия, а Сережа встал к носовому веслу. В воде появились водовороты, и плот понесло быстрее. На берегу замелькали камни, кусты и деревья. Над водой стоял оглушительный рокот.
— Смотри! — крикнул старик, наклоняясь к уху Юрия, — в самое гирло потрафлять надо. Вон оно меж валов с гладкой водой! — И он вытер рукавом вспотевший лоб.
Чтоб весло на носу не мешало, его перетащили на корму и вложили в зарубу.
Юрий осмотрелся кругом. Впереди, у подступивших к воде утесов, вздымались валы. Вода пенилась, ударяясь о прибрежные камни, и с рокотом устремлялась на середину в узкий проход, образуя между валами сравнительно спокойную, ровную гладь. Эта гладь с неимоверной быстротой воронкой устремлялась вниз между пенистых высоких валов. Ее и называл старик гирлом. По обе стороны у берегов играли, дыбились и пенились высокие валы, а плот с нарастающей скоростью проносило по внешне спокойному гирлу…
Сережа и два лоцмана, поджидая первый вал, были начеку у весел. Юрий быстро достал фотоаппарат и ждал, когда плот войдет в валы, там где кончалось «гирло». Девушки, прижимаясь друг к другу, встали рядом у настила и молча, затаив дыхание, провожали глазами мелькающий берег. Когда плот вошел в гирло, они вздрогнули, вскрикнули и, побледнев, плотнее прижались к мешкам.
Плота под ногами как будто не стало. Кругом шумела и бушевала вода. Ноги, по щиколотку в воде, упирались в невидимые бревна. Угли и головешки в костре зашипели и всплыли. Все невольно замерли, затаив дыхание. Но не прошло и минуты, как могучие валы остались позади, плот снова всплыл, мчась на поверхности бурунов и пенистых вод.
У девушек вырвался вздох облегчения. Старики обернулись назад и, провожая глазами порог, долго крестились. А когда на спокойной воде, словно стайки птиц, появились клочья пузырчатой пены и долина стала снова широкой, лоцманы стали подгребать к берегу.
К берегу подгребали не торопясь. Когда ткнулись бортом о камни, Юрий выскочил с чалкой на берег, а лоцманы взяли свои узелки, накинули на головы накомарники с сетками из конского волоса и чинно сошли на берег.
Расчет был недолог — деньги за сплав, как всегда, были даны вперед. А на прощание Сережа вытащил из вьючного ящика бутылку водки и передал старшему деду. Таков был дополнительный сговор.
— Вот за это превеликое благодарствие! До дому веселей идти будет. А то к порогу плывешь и не знаешь, доведется ли еще повеселиться! Час вам добрый!