Вода кругом вскипала, крутилась водоворотами, бурунилась о подводные камни и неудержимо стремилась к отвесной стене. На Чуне наступала поздняя межень, вода не перекрывала острых камней, и проходы Косого были мелки.
С трудом налегая на весла, люди выгребли с быстёра в тихую заводь к левому берегу. Левый проход был поглубже, и плот не могло разбить от ударов об отвесную стену. Но Николай Михайлович не хотел рисковать и попросил перетащить в большую лодку ценные инструменты и самое дорогое имущество.
— И девушкам прогуляться полезно, — заявил он, привязывая к носу лодки тонкий, но необыкновенно крепкий бечевник, которым Юрий делал промеры глубин и заводил лодку вверх, против течения.
— Как? Мы не на плоту? Пешком! — возмутилась Валя.
— Засекайте по движению плота скорость течения! — предложил Юрий.
— Есть! Будем засекать Юрия Константиновича на плоту в пороге. Идемте девочки! Начальство требует подчинения.
— И я с вами! — крикнул Сережа и прыгнул на берег. — На плоту и без меня мужчин хватит.
Девушки забрали инструменты и расположились двумя группами на каменных плитах у самой воды, как можно ближе к проходу.
Остались на плоту Еремей, Николай Михайлович, один из подростков и Юрий. Мишатка с двумя другими подростками переплавлял на бечевнике лодку. В шуме бьющих о камни волн слов не было слышно, и все объяснялись жестами.
Наблюдая за сыном, отец издали давал указания. Двое парней, упираясь ногами в глыбы камней, постепенно разматывали и отпускали бечевник, а Мишатка, сидя на корме, шестом направлял лодку между огромными острыми камнями.
Маневрировать лодкой в бурном водовороте было трудно, иногда она застревала, срывалась или, подхваченная мощной струей, увлекала за собой упиравшихся кольями подростков. Натянув изо всех сил бечеву, те упирались и сдерживали стремительное движение лодки, не давая стукнуться о камни.
Над порогом стоял туман из мелкой водяной пыли. Более половины километра пришлось спускать лодку на бечевнике, пока она не вошла в маленькую и тихую заводь. Туда же из быстёра, крутясь, заплывали клочья буроватосерой пены и пузыри. Они прибивались тихим обратным течением к берегу и, долго не исчезая, колыхались на поверхности, как выпавший снег.
От берега плот пришлось выгребать на быстёр, а там, где течение раздваивалось на два прохода, снова выгребать на левый проход. На середине реки было мелко, — из воды торчали камни. Прорываясь сквозь них, вода пенилась, вскипала мелкой волной и со страшным шумом рвалась между камнями вниз.
В узком мелком проходе плот плохо слушался тяжелых, длинных весел. Его кидало то вправо, то влево. Лоцман то заставлял людей налегать на длинные весла на корме и быстро рывками грести, то рулил, «потрафляя» в узкий проход меж камней. Вдруг что-то хрустнуло, плот на мгновение замер среди барашков и маленьких волн на месте. Увлекая за собою других, лоцман бросился на нос.
Плот слегка накренился и, задевая бревнами о невидимый камень, снова вышел на глубокое место. Прошло не больше секунды, как плот, подхваченный новым стремительным валом, пролетел в быстрину, мимо тихой спокойной заводи, где стояла в ожидании лодка. Шум стих и в стрежени, вздуваясь пузырями, потянулась серо-бурая лента пены.
— Царапнули нас камни? — спросил Еремей.
— Не царапнули, а все, как есть, бревна плоту пересчитали. Ну, да камень старый, а плот новый! Выдержал! — быстро, все еще скрывая волнение, почти скороговоркой ответил лоцман.
— Воды маловато в пороге, — заметил Юрий и с презрением добавил, — не порог, а шивера дурацкая!
— Тут неделю назад, какие-то вроде вас на трех лодках сплывали вниз. Да без лоцмана видно! Пал они в тайгу пустили, спалили охотничий станок[107] и всю рыбу и пушнину с собой увезли. А мы еле пожар задержали. К таким людям на сплав и не пошел никто. Они сами сплывать решили. Ну из трех лодок одну с двумя людьми в этой, как вы говорите, шивере оставили… Не знаючи — не потрафили. А вы после этого шиверой Косой порог называете! Те тоже себя «экспедицией» называли… а двое утопло!
Об этом Сережа уже слышал от населения, но только теперь понял, почему так нехотя шли старожилы на работу лоцмана.
— Вот и хата моя! Давай, Мишатка, сухари выгружать. Вы как? К берегу приставать будете? А то мы и в лодке переправимся! — спросил Николай Михайлович у Сережи.
107