— К берегу! — тихо ответил Сережа и задумался.
Еремей молча, сосредоточенно рассматривал бурлящие воды пройденного порога, будто старался постичь его тайну единственным глазом.
За перелеском, на небольшой лужайке, стоял вросший в землю охотничий домик. Он переходил из поколения в поколение, хозяева умирали, а лиственичные венцы[108] от туманных зорь и трескучих сибирских морозов только крепчали и каменели. В тесной избушке Сережа снял шапку и что-то шепнул на ухо лоцману.
— Не надо. Сам не пью и сынам не велю, — тихо и строго ответил лоцман.
— Лучше Еремею отдайте. Ему зимой пригодится.
Сережа покраснел. Конечно, благодарить водкой за сплав и риск собственной жизнью в пороге — глупо. Но чем же?! И он просто сказал:
— Спасибо.
Вечером, в темноте, девушки принесли сахарного песку. И Николай Михайлович не смог не принять в благодарность этого приношения.
Километрах в десяти от последнего Долгого порога на Чуне плот задержался. Больше половины запасов муки, сахара и консервов Сережа должен был передать партии таксатора Еськи. Еська был красноярец, знал эти места, но где-то пропадал вместе с рабочими в лесных трущобах, ломах и гарях, сквозь которые не смог пройти к условленному месту. Три дня ждали его у устья маленькой речки, но он не являлся.
Работы у геологов и геоморфологов было очень много — траппы района были изучены плохо, с ними соприкасались выходы древней пестроцветной толщи кембрия[109], и в этих контактах были драгоценные ископаемые — редкие металлы, и Сережа решил задержаться.
Юрию делать было нечего, и он не знал, чем заняться. Терять время попусту не хотелось. Он оставил на плоту Валю и, погрузив инструменты и часть продовольствия в лодку, посадил на весла рабочего подростка Василия, на корму Еремея, сам пристроился на вещах и решил сплывать вниз. На реке Тасеевой есть порог Дурак, названный так потому, что шумит, а не страшен. У него условились встретиться.
— Ну что? Напроход поплывем? — спросил Юрий, обращаясь к Еремею, когда они отплыли от плота.
— Да неужели с такими вещами будем вокруг обтаскиваться! Я хоть и окривел, но в свое время порог облазил, знаю его. Лодка не плот, много места ей не надо. Левым проходом сплывем. Готовься! Смотри, какие впереди отвесные кручи к реке подступают. И порог скоро!
— Я без очков в даль плохо вижу! Сейчас еще два глаза нацеплю, — и Юрий достал из сумки очки.
Откинув на голову накомарник, ненужный на быстрой реке, он стал внимательно рассматривать берега. Отвесные скалы траппов подступали к самой воде. В одном месте, у подошвы обрыва, там, где была небольшая, окруженная лесом лужайка, вился дымок. На лужайке стояли две палатки. Кто-то вычерпывал воду из лодки.
— Ишь куда занесло! Трудненько им из заводи выгребаться будет. Там осетры ловятся хорошо, а в порог оттуда плыть — хуже нет! Попал я раз туда — еле-еле вылез. А у них и лодка-то видать с течью! — тихо проговорил Еремей.
На окрик высокого парня, который стоял во весь рост у входа в палатку, Еремей не ответил. И когда Юрий приложил руки ко рту, Еремей потянул его за рукав:
— Не кричи! Нечестному народу своя судьба. Почто охотничий станок сожгли, рыбу и меха растащили, пал в тайгу пустили?! Лес не соломина — золото, и скоро не вырастет! Такого худого дела на Чуне еще не бывало! — И Юрий опустил руки, он привык уважать чужой труд и не терпел воровства.
Василий едва касался веслами воды. Из-за поворота донесся глухой гул, словно от далекого урагана. Он был не похож на шум шивер и пройденных выше порогов.
Стиснутая траппами Чуна врывалась всей своей мощью в ущелье. Над узенькой, вровень с водой площадкой на? висли отвесные кручи из каменных плит. Красноватое заходящее солнце играло на утесах правого берега. Под кручей левого берега, куда никогда не заглядывал солнечный луч, было сыро и холодно, там царил полумрак.
Кто бы мог думать, что в этом полутемном ущелье у левого берега, где так стремительно несутся тяжелые ис* синя-бурые воды Чуны, и скрывается лучший подход к порогу Долгому? А как тепло и уютно должно быть в сосновом бору над кручей правого берега! Но именно боязнь темноты и манящий солнечный правый берег были пагубой для многих людей…
Юрий невольно вспомнил о тех, кто остался сзади. Проскочат ли?! Но помогать было поздно.
Точно уловив его мысли, Еремей отвернулся и строго посмотрел своим единственным глазом мимо него вперед, следя за струей и выбирая проход.
— А ну, Юрий, садись ко мне в корму! У тебя четыре глаза, у меня один. В пять-то глаз надежнее будет! Жаль, что мы не семи пядей во лбу! — тихо и повелительно попросил старый лоцман, и рот скривился в улыбке. Еремей не надеялся на свой единственный глаз.
108
109